Все указанные события, при отсутствии достоверных разведданных, создали у Сталина ложное впечатление того, что вторжение немцев в Британию вот-вот начнется. Он не знал, что еще в октябре 1940-го Гитлер уже отдал секретный приказ о полном прекращении подготовки операции «Морской лев» (приостановлена она была еще раньше) и о начале дезинформационной операции по созданию у советского руководства ложного впечатления о продолжении развертывания частей вермахта на побережье Ла-Манша.
Беспокойный Новый годВторой год подряд военное руководство СССР не могло провести новогодние праздники в спокойной обстановке: на конец декабря было запланировано совещание высшего комсостава в Москве, а сразу по его завершении крупнейшая за последнее время военностратегическая игра.
Суворов утверждает, что только после этой игры Сталин окончательно утвердил приоритет юго-западного направления для главного удара и якобы именно по этой причине новым начальником Генштаба стал Г.К. Жуков (командующий Киевским особым военным округом), чтобы именно это направление и «разрабатывать». Данный посыл не соответствует действительности. Как мы помним, с приоритетом юго-западного направления Сталин определился еще в 1920-х годах, а в сентябре 1940 года он уже концентрировал внимание нового начальника Генштаба РККА Мерецкова при составлении нового плана именно на юго-западном направлении, отвергнув при этом план прежнего главы Генштаба Шапошникова, предусматривавшего главный акцент в проведении операции на западном участке фронта. Что же до назначения Жукова, то наивно предполагать, что начальник Генерального штаба занимался лишь одним юго-западным направлением. В действительности он обязан был планировать операцию от Баренцева до Черного моря, а также, как выясняется, и до Тихого океана.
Неправы также и те, кто утверждает, что весной 1941-го Генштаб претворял в жизнь именно ту операцию, которая и разыгрывалась в январе. При этом почему-то забывают, что с января по апрель включительно Тимошенко, Жуков, Ватутин и Василевский в поте лица будут разрабатывать некий новый план, очевидно, уже с учетом опыта январской игры.
Многие упускают из виду еще одно немаловажное обстоятельство — произошедшую сразу после стратегической игры смену начальников Генштаба РККА. По неизвестной причине Мерецков своей должности лишился и был назначен заместителем Тимошенко по боевой подготовке войск, а его место занял Жуков. В чем причина перестановки?
«23 декабря 1940 года в Москве открылось совещание высшего командного состава РККА. Оно продолжалось 9 дней без выходных и завершилось 31 декабря.
На совещании присутствовали руководители Наркомата обороны и Генерального штаба, начальники центральных и главных управлений, командующие и начальники штабов военных округов и армий, генерал-инспекторы родов войск, начальники всех военных академий, командиры некоторых корпусов и дивизий. Всего 276 маршалов, генералов и адмиралов.
Как и предусматривалось, на совещании присутствовали Сталин и весь состав Политбюро» [65, с. 98].
«В декабре 1940 года состоялось Всеармейское совещание руководящего состава. В конце декабря была проведена и оперативно-стратегическая игра, к участию в которой привлекли наиболее ответственных лиц из этого состава. На самом высоком уровне в Кремле подводились итоги совещания и разбор игры. Я в этих серьезных мероприятиях не смог участвовать, так как в конце ноября серьезно болел. Вернулся на работу в феврале 1941 года, как раз в тот день, когда вместо К.А. Мерецкова на пост начальника Генштаба был назначен Г.К. Жуков» [14, с. 98].
Это сообщение Александра Михайловича настораживает. Дело не в том, болел ли Василевский в действительности тогда или нет, а в том, что по крайней мере в подготовке совещания и материалов к игре (запланированной еще в сентябре 1940-го) он как первый заместитель начальника Оперативного управления Генштаба РККА должен был участвовать обязательно. Почему же Александр Михайлович не обмолвился об этом ни словом? Что за материалы он готовил, кто прорабатывал сценарии будущих «битв» на картах? Гробовое молчание.
«Ни о каком нападении Германии речь не шла. Речь шла о нападении на Германию. Вот почему материлы совещания и оставались совершенно секретными до тех пор, пока не рухнул Советский Союз» [65, с. 102].
Как ни заманчиво было бы ухватиться за эту фразу, мы этого не станем делать. Ни о каком открытом нападении на Германию речь на совещании не шла (хотя бы потому, что это не в правилах Сталина), да и не могла идти. Нужно знать методику и стиль проведения подобных мероприятий. Ни разу, ни на одном совещании советского командного состава никогда конкретно не декларировалась задача нападения. Никогда прямо не указывался будущий противник. Руководители государства и его армии никогда не были честными даже перед самими собой и, планируя агрессию, они всегда обосновывали ее некими «оборонительными» мотивами от неведомого врага.
Вот и сейчас, в декабре 1940 года речь шла о действиях в случае «возможного нападения» Германии, причем вероятный противник вслух и не упоминался, а лишь подразумевался. В действительности это была лишь ширма, моральная «отмазка». Обратим внимание на докладчиков и темы их выступления.
Командующий КОВО Г. К. Жуков выступил с докладом «Характер современной наступательной операции». Ни слова об обороне.
Командующий ЗОВО Д.Г. Павлов представил доклад «Об использовании механизированных соединений в современной наступательной операции». И здесь об обороне ни слова.
Начальник Главного управления ВВС РККА П.В. Рычагов сделал доклад на тему «Военно-воздушные силы в наступательной операции и борьба за господство в воздухе». Снова ни слова об оборонительных действиях.
Впрочем, были доклады и на оборонительную тему. Например, выступление командующего МВО И.В. Тюленева («Характер современной оборонительной операции») или генерал-лейтенанта А. К. Смирнова («Бой стрелковой дивизии в наступлении и обороне»), но делали эти доклады не те, кому в рамках предстоящего вторжения отводились главные роли — руководство основными группировками Красной Армии.
Суворов обвиняет Жукова в бездарности, в том, что весь его доклад был в действительности написан за него начальником штаба КОВО Баграмяном и Георгий Константинович прочел его как шпаргалку. Что по этому поводу говорит сам командующий КОВО?
«Ввиду сложности темы и высокого уровня совещания пришлось работать над докладом целый месяц по многу часов в сутки. Большую помощь при этом мне оказал начальник оперативного отдела штаба округа Иван Христофорович Баграмян» [27, с. 205].
Кто прав? Это несущественно. В чем Баграмян превосходил Жукова? Ни в чем. Кто он как практик? Да никто! При этом у Георгия Константиновича за плечами уже был практический опыт проведения наступательных операций механизированных соединений, которого не было у его начштаба.
Жуков мог написать доклад с помощью своего начштаба, а мог не писать его вообще, а воспользоваться плодами творчества Ивана Христофоровича. Это вовсе не означает, что командующий КОВО не смог бы написать его сам. Важно другое — чем был так занят Георгий Константинович в этот период, что не смог всецело отдаться военной теории? Ответ очевиден: он в это время был занят военной практикой!
