Вот и прибыл герцог, Он — невдалеке, Он — врагу угроза, С деньгами в мешке.
Г. Шваб[88] К месту, где располагался Длинный Петер со своими командирами, приближался закованный в латы рыцарь. Его коня вели под уздцы два ландскнехта. Рыцарь опустил забрало своего блестящего шлема, его широкие плечи, бедра и ноги были хорошо защищены стальным укрытием, но развевающиеся перья султана, знакомые цвета перевязи на груди, благородная осанка — все это подсказало хардтскому музыканту, кто к ним приближался. И он не ошибся. Один из ландскнехтов, подойдя к «полковнику», доложил: «Дворянин фон Штурмфедер желает переговорить с командованием».
Длинный Петер от имени своих командиров ответил:
— Скажи ему, что он — желанный гость. Петер Длинный, полковник, Штаберль из Вены, Конрад из Магдебурга, Бальтазар Лефлер и храбрец Мукерле — законно выбранные начальники, ожидают его для переговоров. Накажи меня Бог, у него отличные латы, а шлем, право, не хуже, чем у короля Франциска, но вот конь мог бы быть и получше, хромает на все четыре ноги.
— Да он небось застоялся в Мемпельгарде, у герцога! — сострил один из командиров.
Остальные лишь улыбнулись шутке: смеяться громко они не могли, потому что рыцарь уже был невдалеке, хотя и не торопился к ним приблизиться вплотную. Наконец он поднял забрало, явив красивое, приветливое лицо.
— Уж не Ханс ли музыкант это? — спросил он громко. — Позвольте ему подойти ко мне.
«Полковник» утвердительно кивнул, и музыкант приблизился. Рыцарь легко спрыгнул с коня.
— Добро пожаловать в Вюртемберг! — радостно приветствовал Ханс, крепко пожимая руку рыцаря. — У вас хорошие новости? Уже по глазам вашим вижу, что с герцогом все в порядке.
— Давай отойдем в сторонку! — попросил Георг. — Как дела в Лихтенштайне? Вспоминают ли там меня? У тебя нет письмеца, хоть пары строчек? О, дай мне его поскорей! Что она передала мне, добрейший Ханс?
Ханс хитро улыбнулся, видя нетерпение влюбленного юноши.
— Письма для вас у меня нет, ни одной строчки. Она здорова, старый господин тоже, и это все, что я знаю.
— Как? — удивился Георг. — Ни привета, ни единого словечка? Не поверю, она бы просто так тебя не отпустила.
— Когда я позавчера вечером зашел попрощаться, барышня сказала: «Скажи ему, чтобы он поторопился и побыстрее въехал в Штутгарт» — и так же сильно покраснела, как вы сейчас.
И впрямь, Георг залился румянцем, глаза его заблестели, а веселая улыбка показала, что ему понятен смысл этих слов.
— Скоро, очень скоро мы с Божьей помощью вступим в Штутгарт. Однако как ей жилось этим летом? Лишь трижды я получал от нее весточку! Ты часто бывал в Лихтенштайне, Ханс? Была ли она печальна? Что говорила?
— Дорогой господин, — успокаивающе ответил Ханс, — потерпите немного. В пути я вам все подробно опишу. Пока что скажу единственное: как только старик услышит, что вы направляетесь в Штутгарт, он покинет Лихтенштайн, чтобы привезти к вам невесту. Он нисколько не сомневается, что вы возьмете город. Скажите, а Хаймсхайм уже наш?
— Да, он уже наш. Я примчался с двенадцатью рыцарями, горожане даже оглянуться не успели. Союзников там находилось больше, чем нас, но они были полностью деморализованы и оттого слабы. Я переговорил с ними от имени герцога, они поверили, что его войска неподалеку, и мгновенно сдались. Так мы вступили в Вюртемберг. А дальше дорога открыта?
— До самого сердца Вюртемберга. Я принес вам важное известие от рыцаря Лихтенштайна. Видите ли, важные господа из союза собираются…
— На совет в Нердлингене, не так ли? Герцог узнал об этом в Бадене.
