— Противник. Мы вот уже два года воюем.
— Понимаю,— серьезно сказал Пакстон и удалился.
Он нашел тропинку, которая привела его в лощину между двумя холмами. Здесь, под сенью густых деревьев, стоял старинный дом.
Из дворика в виде патио женский голос окликнул:
— Это ты, Нельс?
Женщина сидела в кресле-качалке на гладком плитняке и казалась белым пятнышком: бледное лицо в ореоле седых волос.
— Не Нельс,— сказал Пакстон,— Старый друг вашего сына.
Здесь, он заметил, почти не слышен был шум битвы: благодаря каким-то особенностям акустики звук терялся в холмах. Только небо на востоке вспыхивало от взрывов ракет и тяжелых артиллерийских снарядов.
— Мы рады вам, сэр,— сказала старая дама, не переставая раскачиваться в своем кресле,— Но мне хотелось бы, чтобы Нельсон был дома. Не люблю, когда он бродит в темноте.
— Меня зовут Стэнли Пакстон. Я из политиков.
— Ах да. Теперь припоминаю. Вы были у нас однажды на Пасху, двадцать лет назад. Я Корнелия Мур, но зовите меня просто бабушкой, как все здесь.
— Я очень хорошо вас помню,— сказал Пакстон,— Надеюсь, я не стесню вас.
— Боже упаси! У нас редко кто бывает. Мы рады каждому гостю. Особенно обрадуется Теодор. Зовите его лучше дедей.
— Дедей?
— Дедушкой. Так Грэм, когда был малышом, называл его.
— Я видел Грэма. Он, похоже, очень занят. По его словам, Петви добился перевеса.
— Этот Петви слишком грубо играет,— слегка нахмурилась бабушка.
В патио неслышно вошел робот.
— Обед готов, госпожа.
— Мы подождем Нельсона,— сказала бабушка.
— Да, госпожа. Хорошо бы он вернулся. Нам не следует слишком долго ждать. Дедя уже второй раз принимается за бренди.
— У нас гость, Илайджа. Покажи ему, пожалуйста, его комнату. Это друг Нельсона.
— Добрый вечер, сэр,— сказал Илайджа.— Попрошу вас пройти со мной. И где ваш багаж? Я могу, пожалуй, сходить за ним.
— Конечно можешь,— сухо ответила бабушка.— И я просила бы тебя, Илайджа, не ломаться, когда у нас гости.
— У меня нет багажа,— смутился Пакстон.
Он прошел за роботом в дом и через центральный холл поднялся по очень красивой винтовой лестнице.
Комната была большая, со старомодной мебелью и камином.
— Я разожгу огонь,— сказал Илайджа,— Осенью после захода солнца бывает прохладно. И сыро. Похоже, собирается дождь.
Пакстон стоял посреди комнаты, напрягая память.
Бабушка — художница, Нельсон — натуралист, а вот чем занимается старый дедя?
— Старый джентльмен,— сказал робот, нагибаясь к камину,— угостит вас вином. Он будет настаивать на бренди. Но, если желаете, я могу принести вам что-нибудь другое.
— Нет, спасибо. Пусть будет бренди.
— Старый джентльмен чувствует себя именинником. У него найдется о чем с вами поговорить. Он как раз закончил сонату, сэр, над которой трудился почти семь лет, и сейчас вне себя от гордости. Не скрою, случалось, дело шло крайне туго, и он делался тогда просто невыносим. У меня до сих пор осталась вмятина, поглядите, сэр...
— Я вижу,— с чувством неловкости признал Пакстон.
Робот стоял у камина. Дрова уже начали потрескивать.
— Я схожу за вином, сэр. Если я немного задержусь, не беспокойтесь. Старый джентльмен, без сомнения, воспользуется случаем прочесть мне лекцию о правилах обхождения с гостем.
Пакстон снял плащ, повесил его на стойку возле кровати, а затем вернулся к камину и сел в кресло, протянув ноги к огню.
Не следовало приезжать сюда, подумал он. Непозволительно впутывать этих людей в грозящие ему опасности. Они живут в ином, неторопливом, спокойном мире — мире созерцания и раздумий, тогда как его мир — мир политики — состоит из сплошной суеты, а иногда чреват тревогами и смертельным страхом.
Он решил ничего им не рассказывать. И он останется здесь только на одну ночь, он уйдет еще до рассвета. Как-нибудь он сможет связаться со своей партией. Где-нибудь в другом месте он отыщет людей, которые ему помогут.
В дверь постучали. Очевидно, Илайджа управился быстрее, чем рассчитывал.
— Войдите! — крикнул Пакстон.
Это был не Илайджа; это был Нельсон Мур.
Он вошел как был, в верхней одежде, в замызганных сапогах, и на лице) его осталась темная полоска грязи, когда он ладонью откинул со лба волосы.
— Бабушка сказала, что ты здесь,— проговорил он, пожимая Пакстону руку.
— У меня две недели отпуска,— по-джентльменски солгал Пакстон,— У нас только что закончились учения. Если тебя это интересует, могу сообщить, что я избран президентом.
— Ну, это замечательно! — с энтузиазмом сказал Нельсон.
— Да, пожалуй.
— Давай сядем.
— Боюсь, из-за меня задержится обед. Робот говорил...
Нельсон рассмеялся:
— Илайджа всегда торопит с едой. Хочет побыстрее отделаться. Мы привыкли и не обращаем на него внимания.
— Я жажду познакомиться с Анастазией,— сказал Пакстон,— Помнится, ты писал мне о ней и...
— Ее здесь нет,— сказал Нельсон.— Она... в общем, она меня бросила. Почти пять лет назад. Ей было тесно в этом мирке. Нам вообще следовало бы вступать в браки только с теми, кто участвует в Продолжении.
— Прости, я не должен был...
— Ничего, Стэн. Все это в прошлом. Некоторым наш проект просто не подходит. Я после ухода Анастазии не раз думал, что мы с тобой представляем. И вообще, имеет ли все это смысл.
— Такие мысли возникают порой у каждого,— сказал Пакстон,— Иногда мне приходилось вспоминать историю, чтобы как-то оправдать наши действия. Возьми, к примеру, монахов так называемого средневековья. Им удалось все же сберечь часть эллинской культуры. Конечно, цели у них были эгоистические, как и у нас, участников Продолжения, но выиграл-то весь человеческий род.
— Я тоже обращаюсь к истории и тогда кажусь себе дикарем, забившимся в темный угол в каменном веке и деловито пыхтящим над своим примитивным орудием, когда другие уже летают к звездам. Все это представляется такой бессмыслицей, Стэн...
— С виду, пожалуй. То, что меня сейчас выбрали президентом, не имеет ни малейшего значения. Но может настать день, когда знание политических методов окажется очень нужным. И тогда человечеству достаточно будет вернуться на Землю, чтобы найти все в готовом виде. Эта кампания, которую я провел, была грязным делом, Нельсон. Мне она не делает чести.
— Грязи в земной цивилизации предостаточно,— сказал Нельсон,— но раз уж мы взялись сберечь эту цивилизацию, мы должны сохранить все как есть: порок рядом с благородством, грязь рядом с безукоризненной чистотой.
