Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 194
В первоначальном варианте обращения «К гражданам России!» Ленин писал о том, что заседание Петросовета соберется в 12 часов. Но открылось оно в 14 ч. 35 мин. «От имени Военно-революционного комитета объявляю, – сказал председательствовавший Троцкий, – что Временное правительство больше не существует». Под гром аплодисментов он продолжил: «Я не знаю в истории примеров революционного движения, где замешаны были бы такие огромные массы и которые прошли бы так бескровно». Он сказал, что Зимний дворец пока не взят, но судьба правительства решена…
И вдруг собравшиеся поднялись и устроили овацию: к трибуне подошел Ленин. «Да здравствует товарищ Ленин, он снова с нами», – крикнул Троцкий и уступил трибуну. «Товарищи! – сказал Владимир Ильич. – Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась».
Он говорил о незамедлительном окончании войны. О немедленной передаче крестьянам помещичьей земли. О рабочем контроле над производством. И о новом правительстве, которое претворит эти требования в жизнь: «…У нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти… Угнетенные массы сами создадут власть… Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма».
Потом опять выступал Троцкий, за ним Луначарский, Зиновьев, а Володарский зачитал написанную Лениным резолюцию: «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов приветствует победную революцию пролетариата и гарнизона Петрограда. Совет в особенности подчеркивает ту сплоченность, организацию, дисциплину, то полное единодушие, которое проявили массы в этом на редкость бескровном и на редкость успешном восстании»[1211].
Кто-то крикнул с места: «Вы предрешаете волю Всероссийского съезда Советов!». Троцкий, как заметил Джон Рид, довольно холодно ответил: «Воля Всероссийского съезда Советов предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, произошедшего в ночь на сегодня. Нам остается лишь развивать нашу победу»[1212].
В принятой резолюции вопрос о новом правительстве, как и в выступлении Ленина, был лишь упомянут: оно «будет создано революцией». И эта осторожность отчасти объяснялась тем, что колебания левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов все еще продолжались.
После успеха Мартова на ночном совещании делегатов съезда, меньшевики-интернационалисты находились в приподнятом настроении. Им даже казалось, что еще немного и все делегаты-меньшевики будут готовы идти за ними. «Несмотря на разброс мнений стало ясно, – пишут авторы и составители многотомного издания «Меньшевики в 1917 году», – что тактическая линия меньшевиков-интернационалистов находит большую поддержку, а Мартов фактически сменяет Дана на посту лидера партии».
Но у Мартова и его коллег, видимо, появилось и ощущение того, что проведя на ночном совещании решение, осуждавшее большевиков и одобрявшее создание Комитета общественной безопасности, они все-таки сыграли на руку «правым». Тем более что пресловутый комитет трансформировался в Комитет спасения Родины и Революции с участием кадетов и главной своей задачей провозгласил борьбу с большевиками и «воссоздание нормальной государственной жизни».
Выступая на заседании фракции, один из докладчиков, Борис Кибрик, прямо заявил, что осудить выступление большевиков конечно надо, но необходимо твердо сказать и о том, что «в случае столкновения Правительства с пролетариатом нужно стать на сторону последнего». Его поддержал П. Ф. Арсентьев. И после долгих прений 39 голосами против 6, при 12 воздержавшихся постановили: «Отрицательно относясь к выступлению большевиков, осудить политику правительства, провоцирующую выступление большевиков», а «попытку со стороны правительства – подавить выступление силой встретить дружным отпором». В окончательной редакции слово «отпор» заменили на более деликатное – «осуждение»[1213].
Нечто похожее происходило и на фракции эсеров. Левые эсеры все еще пребывали в надежде, что им удастся повести за собой всех эсеровских делегатов. «По составу, – писал Сергей Мстиславский, – фракция не оставляла желать лучшего… ЦК и сам почувствовал, что обстановка не в его пользу. Он не принял поэтому боя по основному вопросу: об отношении к переходу власти; он даже, если угодно, молчаливо признал его, переместив центр тяжести своих тезисов – на вопрос о составе будущего центрального правительства…»[1214]. И левым эсерам казалось, что в случае, если они одержат верх, то войдут в новое правительство не как осколок эсеровской партии, а как представители самой многочисленной социалистической организации России.
Левый эсер Петр Бухарцев встретил Ленина на выходе с заседания Петросовета. «Он был в толпе. Все на него смотрели и носился шепот – “Ленин, Ленин”. Разговаривать было невозможно… “С нами вы или против?” – здороваясь со мной, почти в ухо, спросил он… Ильич ухватил меня за рукав и прижал в угол… Почему левые эсеры против восстания и вместе с тем в ВРК? “Подвох это или нет?” – требовал он от меня прямого ответа. “Вы секретарь фракции в ЦИК, вы должны это знать… Революция и История требуют от вас этого ответа”, – Ильич прямо в лицо смотрел на меня и ждал.
Обдумывая ответ, я медлил… Ильич нервно теребил меня за рукав и говорил: “Бывают моменты, когда всякие партийные разногласия стираются… Сейчас или никогда… Я большевик, вы – эсер, но мы вместе шли к определенной цели. Вспомните наказы пославших вас… Мы у цели!”»
Ошарашенный этим напором, Бухарцев стал поименно перечислять тех левых эсеров, на которых можно положиться. «Но Ильич меня не слушал. Прищурясь, он смотрел мимо меня в сторону и о чем-то думал. Уходя, он попросил меня срочно связаться со Свердловым, а так как я знал Урицкого и Каменева, то и с ними, на предмет совместного распределения надежных левых эсеров по заданиям ВРК. Ильич также просил меня срочно свести его со стариком Натансоном… Ильич торопился. Было заметно, как все его мускулы в теле и на лице, – пишет Бухарцев, – были напряжены до крайности»[1215].
Все делегаты II съезда Советов находились в этот день в Смольном. И, как пишет Джон Рид, они «сваливались и засыпали тут же на полу, а потом просыпались, чтобы немедленно принять участие в прениях». Партийные фракции заседали буквально по соседству и информация немедленно перетекала из одного зала заседаний в другой.
«Я, – продолжает Рид, – спустился в первый этаж, в комнату 18-ю, где шло совещание делегатов-большевиков. Резкий голос невидного за толпой оратора уверенно твердил: “Соглашатели говорят, что мы изолированы. Не обращайте на них внимания! В конце концов им придется идти за нами или остаться без последователей…”»[1216]
Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 194
