гиринский губернатор не сделал, а скрыл ее под замысловатым титулом «рассуждения многих людей, бывших на высокой горе». Чтобы придать посланию вид сказания мудрецов, дзянь-дзюнь во множестве снабдил текст пословицами, изречениями, метафорами, но усердно перемешал с ругательствами на главных руководителей амурского дела. Впрочем, послание это мир предпочитает войне: «Мы-де начинать не станем, пусть сами русские начнут первыми».
60
Больчжоры— род ярмарок, назначаемых для обмена товаров, — существуют между казакаии, тунгусами и орочонами с незапамятных времен. Сходки эти назначались по предварительному соглашению обеих сторон в известном месте на берегах Амура и в известное время. В назначении времени руководились обыкновенно фазисами луны и устраивали больчжоры в начале какой-то луны, в 1-ю, во 2-ю четверть, в полнолуние. Самые людные и оживленные сходки падали обыкновенно на январь и март месяцы. Казаки приезжали с хлебом, солью, водкой, дабой, ситцами; инородцы привозили пушных зверей: белок, лисиц, куниц и соболей.
61
Гурий Васильев, старообрядец из Екатеринбурга, сослан был на поселение в 1808 году и водворен в Удинском округе. Весной 1815 г. он с двумя товарищами бежал на Амур и поселился скитом в пещере, близ Албазина, при устье р. Урсы, и провел тут целую зиму. Весной его схватили маньчжуры и привезли в Айгун. Здесь предлагали ему остричь бороду и принять подданство, как сделали это многие из беглых русских, проживающих в Китае. Васильев с товарищами не согласился и через Цицикар и Хайляр представлен был на русскую границу в Цурутухайте. Водворенный на старом месте жительства, он снова бежал на Амур искать уединения, и снова летом 1819 г. был пойман, и тем же путем, из того же города Айгуна, возвращен назад. Наказанный плетьми и сосланный в Нерчинский завод, Васильев бежал на Амур в третий раз (1822 году) и в ту же пещеру при устье Урсы. Здесь, питаясь кореньями, дичью и рыбой, прожил он две зимы этого и следующего года. Весной в 1823 г., из боязни старой истории непроизвольного перемещения, он на маленькой берестяной лодке (ветке) стал спускаться вниз по реке, но, не пройдя ста верст, снова был схвачен и представлен в Айгун. На этот раз маньчжурские власти, не отправляя в Россию, отдали его под присмотр и отпустили на свободу в городе, вменив ему в обязанность обучение мальчиков русскому языку, за что хорошо кормили его, одевали и вообще содержали в довольстве. В 1826 году Гурий по распоряжению айгунских властей вместе с другими отправлен был вниз по Амуру для ловли рыбы. Жестокость обращения заставила его на ветке бежать еще дальше по течению, где (показывал на допросах Гурий), «пройдя слияние реки Сунгари с Амуром, я был вне всякой опасности, ибо народ янты (гольды), обитающий по Амуру, уже не зависит от китайцев и маньчжур». Продолжая путь свой далее по Амуру с помощью туземцев, он достиг к осени до земли гиляков, где остановился на зимовку. От гиляков он узнал, что к северу от Амура живут тунгусы, а потому весной 1827 года вышел из Амура на гиляцкой лодке в море Охотское. Следуя вдоль берега и не доходя 30 верст до устья р. Тугур, становился у тунгусов на зимовку и вместе с ними к весне 1828 г. явился в Удской острог. На показаниях этого Васильева ген.-губ. Восточной Сибири Лавинский основывал свои виды на Амур. В 1832 году он предполагал установить плавание по реке этой, поставляя китайцам на вид в в укоризну, что мы желаем только свободно плавать, а не отыскивать в их пределах перебежчиков, проживающих у них в приамурском крае в противность заключенному с ними трактату. Министр финансов отвечал Лавинскому в 1833 году: «Мне кажется, что всякое предприятие плавать по Амуру бесполезно и в отношении подозрительности китайцев опасно: поелику мы не имеем ни силы, ни намерения обладать тем краем, а без обладания им нельзя думать о судоходстве и о торговле, а потому без этого и не следует что-либо затевать».
62
«Он излечивает понос (говорит слово в слово одна попавшая нам в руки китайская рукопись); он утишает боль в кишках, прекращает паралич и конвульсии, возвращает утраченные силы, восстановляет ослабленные и укрепляет их, увеличивает в человеке жизненный дух, утушает в мгновение ока загорающиеся страсти, чистит кровь, уменьшает избыток испарины, ободряет стариков и восстановляет силы, растраченные в любовных наслаждениях. Сверх того, приостанавливает на некоторое время самую смерть. Напр., если порошок этого корня дать в чае больному, находящемуся при последних минутах жизни, то и такой больной придет в чувство, получит, так сказать, добавку жизненного духа и проживет еще несколько часов». Самое слово «женьшень» в подстрочном переводе означает жизненный дух, и маньчжурское «орохото» — корень-человек — придано корню за сходство его с человеческой фигурой.
63
В Гирин-уле выдавалось 465 билетов; в Нингуте — 195; в Ведуне — 32; в Алчуке — 27; в Сан-сине — 33. В Тянь-дзине выдавался билет одному хозяину с 4 рабочими; в Гирине — один билет 4 промышленникам с 5 рабочими.
64
Женьшень растет кустами. На Уссури разводится искусственно.
65
Купцы частным образом не имели права ввозить корень женьшеня в Китай под страхом смерти. При проходе через Великую стену они сверх того обязаны были платить пошлину: за женьшень из Тянь-дзина по 4 лана серебра с каждого чина. (В русском фунте — 11 лан; в лане— 10 чин). Провозить свой имели право только при казенном транспорте и под прикрытием стражи.
66
Лан корня 4-го разряда оценивается в 400 лан; 5-го разряда — в 300 лан; дробного корня — в 150 и мелкого — в 100 лан чистого серебра.
67
75 к., 1 р. 50 коп. за шкуру в первые годы занятия русскими Амура и не свыше 6 руб. в то время, когда кинулись сюда все сибирские торгаши (даже один армянин) и наперерыв друг перед другом набивали цену. Приказчики Амурской компании отличались тут больше всех. Туземцы, обсчитанные и обсчитанные маньчжурами, привыкли и русские штучки считать во благо и ведут торговлю с нашими и охотнее, и сговорчивее.
68
Один казак в 2 1/2 месяца успел набить там
