число?
— Что?! С утра было третье мая, первое майское воскресенье. Верно, Дженни?
— Да, дорогой.
— Послушайте, — настаивал я, — у меня была контузия, здорово треснули по голове. Назовите, пожалуйста, дату. Полную, понимаете?
— Как так — полную?
Мне не следовало спрашивать об этом, нужно было раздобыть газету или календарь, но я не мог ждать.
— Какой сейчас год?
— Ну ты даешь, братец! Конечно, 1970, — ответил он, пристально разглядывая мою одежду.
Я чуть не упал от радости. Все-таки свершилось! Получилось, черт побери! Мне снова повезло.
— Спасибо, — широко улыбнулся я. — Вы и представить себе не можете, как я вам благодарен. — Он смотрел на меня, как на буйного, и я поспешил добавить: — У меня бывают приступы амнезии. Однажды я потерял целых пять лет.
— Да, вам не позавидуешь, — медленно произнес он. — Но сейчас вы достаточно здоровы, чтобы ответить на мои вопросы?
— Не приставай к нему, милый, — вмешалась женщина. — Похоже, он славный парень. А сюда забрел просто по ошибке.
— Посмотрим. Ну?
— Да, я здоров… уже целую минуту. Повторите, пожалуйста, вопрос.
— Ладно. Как вы сюда попали? И зачем так вырядились?
— Честно говоря, не знаю, как я здесь очутился. Я даже не знаю, где я сейчас. Приступ накатил совершенно внезапно. А что до одежды… ну, назовите это просто причудой. Вы ведь тоже… необычно одеты. Вернее, не одеты вовсе.
Он глянул вниз, на самого себя, и усмехнулся.
— Я вам объясню… почему мы с женой так одеты… точнее, не одеты. Хотя мы должны были бы не объяснять, а выставить вас отсюда. Вы же чужак, это видно по вашей одежде. Эта земля принадлежит Денверскому Солнечному Клубу.
Джон и Дженни Саттон оказались умными, дружелюбными и, что называется, без лишних предрассудков людьми. Они были из тех людей, что готовы и действующий вулкан пригласить на чашку чая. Джона явно не устроили мои объяснения, и он все порывался продолжить дознание, но Дженни сдерживала его. Я твердо держался своей версии насчет «внезапных приступов амнезии» и, однако, «припомнил», что вчера вечером был в Денвере, в Нью-Браун Пэлис.
Наконец, он сказал:
— Ну, ладно, все это занятно, даже немного волнует. Я спрошу, кто из наших едет в Браули, а оттуда на автобусе можно добраться до Денвера, — он снова осмотрел меня с ног до головы. — Но в клуб я вас пригласить не могу — наши друзья не поймут меня.
Я тоже осмотрел себя. Странно, но я начал стесняться своей одежды и того, что был одет.
— Джон… а может, мне просто снять все это?
Такая перспектива меня не шокировала. Хотя я никогда раньше не бывал в лагере нудистов, у меня был кое-какой опыт, когда мы с Чаком загорали нагишом в Санта-Барбара и Лагуна-Бич.
Он кивнул:
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— Дорогой, — сказала Дженни, — он вполне сойдет за нашего гостя.
— Мм… верно. Ты, моя дражайшая и единственная, неси свои прелести в клуб и постарайся всем раззвонить, что мы ожидаем гостя из… откуда вам угодно быть, Дэнни?
— Из Лос-Анжелеса, штат Калифорния. Я и в самом деле оттуда.
Я чуть не ляпнул «из Большого Лос-Анджелеса». Не дай бог сказать теперь «тактил» вместо «кино».
— …из Лос-Анжелеса. Этого, вкупе с «Дэнни» вполне достаточно. В неофициальной обстановке мы не пользуемся фамилиями. Итак, милая, говори об этом, как будто все решено загодя. А где-нибудь через часик жди нас у ворот. Но сначала зайди сюда и принеси мой чемоданчик.
— А зачем, дорогой?
— Мы спрячем туда этот маскарадный костюм. Уж больно он бросается в глаза… даже, если считать его причудой, как рекомендовал Дэнни.
Как только Дженни Саттон ушла, я забрался в кусты и разделся. Прятался я не из стыдливости — вокруг талии я носил золото. По ценам 1970 года (шестьдесят долларов за унцию) моя проволока стоила двадцать тысяч. То есть, уже не совсем проволока: я сплел из нее ремень. Поначалу я долго возился, сматывая ее, чтобы помыться, теперь же достаточно было расстегнуть застежку.
Я завернул золото в одежду и прикинулся, будто она ничего не весит. Джон Саттон глядел на мой узелок, но ничего не говорил. Он угостил меня сигаретой — их он носил за ремешком на лодыжке. Не думал я, что снова увижу сигареты, которые нужно прикуривать.
По привычке я помахал ею, но она не зажглась. Джон дал мне огня.
— Ну, а теперь, — сказал он, — пока мы одни, вы ничего не хотите добавить? Поскольку мы с Дженни вводим вас в свой клуб, я должен быть совершенно уверен, что не будет никаких неприятностей.
Я затянулся. В горле у меня запершило.
— Ничего такого не будет, Джон. Гарантирую.
— Ммм… а как же ваши «приступы амнезии»?
Я задумался. Положение было дурацкое. Он имел право знать все. Но скажи я правду, он, конечно, не поверит, зато хоть у меня будет совесть чиста. Хуже, если он поверит — дело может получить огласку, а мне это было ни к чему. Добро бы я был настоящим, честным, легальным путешественником во времени, да еще прибывшим сюда с научными целями. Тогда гласность мне была бы только на руку: я бы встретился с учеными, явил бы им неопровержимые доказательства…
Но я был частным лицом, причем довольно подозрительным. И явился я сюда по частному делу, которому лишняя огласка только повредит. Я просто искал Дверь в Лето, стараясь сделать это незаметно.
— Джон, вы не поверите мне.
— Ммм… возможно. Послушайте, я видел, как с ясного неба упал человек… и при этом не разбился. Он был странно одет, не знал, куда он попал, и какой сегодня день. Я, конечно, читал Чарльза Форта, но воочию ничего такого увидеть не надеялся. Но если уж видел, то наскоро придуманными отговорками меня не проведешь. Ну?
— Джон, вы говорите, как… ну… судя по вашей манере строить фразы, вы, наверное, были юристом.
— Я и сейчас юрист, а что?
— Могу я рассчитывать на сохранение профессиональной тайны с вашей стороны?
— Ммм… вы хотите стать моим клиентом?
— Если вы так ставите вопрос, то да. Пожалуй, мне понадобятся ваши советы.
— Валяйте. Я сохраню все в тайне.
— Чудесно. Я — из будущего. Путешествую во времени.
Несколько минут
