Курганы умерших нередко бывали любимым местом живых: вблизи покойников они предавались воспоминаниям, и особенно любили собираться для важных совещаний. О некоторых могилах в Исландии рассказывали, что они зеленели зимой и летом, по крайней мере не покрывались льдом. Относительно одной могилы это приписывали влиянию Фрейра, которому очень усердно служил покойник; говорили, что богу не угодно, чтобы холод разлучал его с другом.
Если кто-нибудь умирал в море, то, естественно, несмотря ни на что, должен быть похоронен. Труп гслали в ящик и предавали волнам; если где-нибудь пригоняло его к берегу, нашедшие погребали его в груде камней. Терпевшие кораблекрушение убирали к себе несколько денег, чтобы лучше быть принятыми морской богиней, Они могли и принаряжаться; об одном, который обыкновенно одевался долго, говорили, что он собирается в гости к Хель.
С введением христианской веры изменилось и погребение. Духовенство не могло терпеть ни сжигания, которое еще изредка случалось, ни зарывания умерших в курганах. Но повсеместное введение церковных похорон встретило затруднение. Еще Гулатингский закон восставал против погребения в курганах, в каменных и земляных грудах, и предписывал вырывать и переносить в освященные места. В Гренландии, в первое время христианства, умершие хоронились на дворах; для обозначения таких могил ставили на дворах покойников шесты. Когда число священников умножилось на острове, они снимали эти шесты, поливали в отверстие святую воду и совершали церковное отпевание, как бы давно ни были зарыты усопшие. Во время распространившейся смертности, когда многие покойники возвратились с того света,[502] началось погребение в церквах.
Во избежание церковных похорон и, вероятно, расходов, многие норвежцы оставляли тела непогребенными до тех пор, пока они не начнут портиться, — конечно, с той целью, чтобы под этим предлогом похоронить их по-своему. Для того Гулатингский закон постановил, чтобы никто не смел держать покойника в доме долее пяти дней, под пенею в три эйрира: кто даст ему испортиться, тот лишается имущества и подвергается церковной епитимье; в случае непокорности — изгоняется. Если кто с высокой горы или с острова не может принести покойника в надлежащее время в церковь, то ставит его в каком-нибудь боковом строении, до первой возможности, но не кладет на голую землю. Все усопшие должны хорониться в освященной земле при церкви; этой милости лишаются изменники, убийцы, воры, клятвопреступники и самоубийцы: их хоронят на том месте, до которого достигает прилив на берегу, где море касается зеленого дерна.
Обернув труп в сукно, клали его в ящик и относили на благословение священника. По общему обычаю средних веков, сама Церковь отводила места для могил; иногда гроба закладывались в стенах храмов. В переходное время случалось, что христиане тайно погребали своих домашних язычников, или полуязычников, в освященной земле, например, какая-то Хельга схоронила своего мужа, Буи, хотя крещеного, но еще не полного христианина, под южной стеной в церкви, в Эюсберге, в Исландии, и ничего не положила с ним из золота, а только одно оружие. Выше мы упоминали, что встречаются и урны, вложенные в церковные стены. Кому известна долгая война между Церковью и германским язычеством, еще и ныне не оконченная совсем, тот не удивится, что и в этих обрядах долго еще замечалось сердцебиение умирающей древности, иногда обнаруживавшей сильные признаки жизни. Понятно, что упрямые жители севера не тотчас расстались с тем способом погребения, посредством которого их прадеды получали блаженный покой. По их мнению, он был верный; новый еще требовал подтверждения. Еще ныне везде при похоронах живы древние обряды; не имея ничего общего с уставами Церкви, они ведут свое начало из времен язычества.
Приложение V
Краткий очерк северной религии
(из «Gescbicbte von Daenemark» Dablmann)
Северный Один явился в мир, еще до него существовавший. Ему покорились божественные силы ваны, кроткие существа, подобные Ньерду, Фрейру и Фрейе, оставшиеся от прежнего мира: все они присоединились к толпе детей Одина; но все грубое в прежнем мире и несогласное с новым порядком вещей Один разрушил, изгнал и обуздал; он создал новый мир из обломков прежнего, из которого выбрал себе супругу. Он победил исполина Имира; из тела убитого образовал, он землю, из крови — море, из костей — горы, из зубов — камни, из волос — леса, из черепа — свод небесный, в котором поставил звезды, неподвижные и движущиеся, для обозначения дней и годов. Мозг, брошенный в воздух, обратился в облака. Но по берегам этой новой, окруженной морем земли жили еще многие древние исполины, йотуны. Они взяли брови Имирз и построили из них стену, Мидгард, вокруг земли. Из ясеня и ольхи создали они первую чету людей, Аска и Эмблу, которых потомки будут населять пространство, окруженное стеной, в Мидгарде. Будущему поколению людей выстроен город, в котором приготовлены жилища для асов, и они охотно озаряли их своим присутствием; Один был здесь судией, строил алтари и храмы, воспламенял горнила кузниц — то был золотой век.
Посредине мира возвышается Асгард, где в вечной зелени, на самой высоте, восседают асы; оттуда смотрит Один на дела людей; он одинок, как солнце, и так же, как и оно, непогрешим. Оттуда выезжает он в битвы на восьми ногом. коне, Слейпнире. В Асгарде есть чертог, Вальхалла, куда являются к Одину отборные воины, валы, храбрейшие люди свободного звания, павшие на поле сражения от начала мира. В Вальхаллу ведут 540 ворог, в каждые входят за один раз 800 витязей, но не допускаются ни женщины, ни рабы.
Женщин принимает Фрейя, которой имя они носят, а девушек утешает девица Гевьон, отделившая ночью Зеландию от Скании и сделавшая осгровом эту землю. Умершие рабы вверены попечениям бога Тора, живущего в постоянных заботах. Трусы и все имевшие несчастье умереть на постели от старости, а не от меча, дрожат от постоянного холода в обители мрака, Нифльхейме, царстве морозной Хель.
В Вальхалле у богов павшие витязи, эйнхерии, продолжает прежние воинские упражнения; свободные от полевых забот, они берут оружие, сражаются и убивают друг друга; но в час обеда все получают исцеление и идут в залу, построенную из копий и устланную щитами, а скамьи в ней покрыты панцирями. Там, вместе с асами, пьют они пиво и лед, доставляемые всегда доящимися козами Вальхаллы, и едят вкусного вепря, который хотя каждый день подается нa стол, но никогда не убывает. Один совсем не ест, а только пьет вино. Удовольствия в Вальхалле и на земле доставляет Браги, мудрый и красноречивый поэт, наставник скальдов. У жены его, Идунн, есть яблоки, которых отведывают боги, когда начинают стариться, и опять молодеют. Хеймдалль наблюдает за постоянным спокойствием в Вальхалле: он страж, живет на мосту Биврест, ведущем к престолам богов, охраняет его от исполинов. Спит он меньше птицы, слышит, как растет трава на лугу и шерсть на овцах, видит за огню миль; его голос — самая громкая труба. Супруга Одина — Фригг, из племени исполинов, купленная им, по обычаю людей, за деньги. Сильнейший из сыновей Одина — Тор, на самом севере, особливо в Норвегии, не уступающий отцу в могуществе, уважаемый финнами и, кажется, добровольно признавший себя сыном Одина, Тор ездит по воздуху на военной колеснице, держит в железной пертатке тяжелый молниеносный молот, Мьелльнир, машет им и производит гром. Тор — самый сильный бог он всегда странствует, наблюдает за мироправлением отца, везде ищет исполинов и чудовищ, между тем как неукротимый однорукий Тюр разжигает между людьми войну — но победу дает Один. Хермод Быстрый, также сын Одина, есть вестник богов. Кротки силы природы под аластьто ванои, потому что Фрейр располагает ненастьем и ведром и ниспосылает плодородные годы: его сын, Ньерд, дает пловцам попутный ветер и бурю; дочь Ньерда, Фрейя, богиня красоты, ездит на колеснице, запряженной двумя кошками.
