Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 199
Поздно вечером, когда жизнь лагеря вошла в привычное русло, Румянцев получил донесение от генерала Голицына, который временно, как старший по чину, заменил убитого Вейсмана. Из его рапорта Румянцев узнал подробности атаки и сражения, узнал, что победители, захватив неприятельский лагерь с многочисленным обозом, разделили по себе захваченную добычу, истребили то, что не смогли взять. Вся артиллерия неприятеля – двадцать пять орудий – захвачена. Эта победа не могла не радовать, она освободила армию от засады, которая могла повлечь за собой всякие неожиданности и случайности. И на следующий день в честь этой победы «принесли мы Всевышнему, нам в том помощнику, благодарные молитвы в главном корпусе с пушечною пальбою», признавался Румянцев.
В этот же день вернулся Потемкин, посланный на преследование турок. Он сообщил, что в той стороне, куда бежал неприятель, нигде не нашел его войска. Гарнизон Силистрии тоже не предпринял против отходящей русской армии никаких действий. Перед фельдмаршалом Румянцевым возникли трудные вопросы. Он допускал, что разбитый неприятель действительно побежал к Базарджику, а возможно, и к Шумле. Так что дорога на Шумлу свободна, и можно беспрепятственно идти туда. Но что ждет армию, если она доберется туда, преодолев «узкие дороги с чрезвычайными горами и ущельями» и безводные пространства? Визирь, если у него мало сил, каждую минуту может подняться в горы и уйти за Балканы. А если у него много войск, то что может сделать с ним изнуренная после боев и тяжкого перехода русская армия? И что сейчас он может предпринять против неприятеля, многократно разбитого его армией? Но эти сражения не прошли и для его людей бесследно. Он видел, как от постоянных сражений люди его доведены до бессилия. Вся кавалерия пришла в плачевное состояние… И ничего тут не поделаешь! Лошади ни на час из-под седел не выходили, все время были в деле, в беспрерывном движении, а кормили же лошадей одним тростником, травы ж на сих гористых местах отнюдь не было… Да и за тростником нужно было каждый день далеко ездить, опять же гонять лошадей. А если не доставлять каждый день тростник, то он стареет и становится непригодным к корму… Люди-то выдержат и нечеловеческие условия, а вот с лошадьми ничего не поделаешь, если они обессилели.
После тяжких раздумий Румянцев созвал 24 июня второй военный совет. Собравшимся генералам он сказал:
– Господа! Перед нами стояли две задачи – покорить Силистрию и разгромить верховного визиря в Шумле. Посланного верховным визирем против нас Нуман-пашу мы разгромили и прогнали к Базарджику и Шумле. Дорога туда свободна. Но дорога, к тем местам ведущая, столь тесна между гор и ущелий лесных, что не только артиллерию, но даже наших повозок, надобных для перевозки провианта, протянуть по оной нет возможности. А еще на больших переходах и воды достаточно не имеется… Так что пройти к Шумле с большим корпусом невозможно, а сюрпринировать* визиря – еще меньше. Ибо, как известно, он, послав свои войска на помощь Силистрии и в наш тыл, остался совсем налегке. Так что даже в том случае, если мы достигнем Шумлы, его там не застанем, он удалится в горы. Вывод – поиск на Шумлу не только неудобен, но может оказаться и бесполезным. Итак, нам остается вторичное покушение на Силистрию. Но вы знаете, что в ней больше тридцати тысяч войска. Об этом говорится в письмах Осман-паши, которые мы нашли в походной канцелярии Нуман-паши. Да и сам город весьма укреплен и снабжен довольно артиллерией. И мы наверняка потеряем несколько тысяч людей, чтобы захватить город. Да и сумеем ли его взять? Ведь у нас нет никаких осадных и штурмовых приспособлений. Но даже в том случае, если б мы одержали успех, то неминуемая утрата в людях довела бы нас до того, что мы не смогли бы не только на здешнем берегу действовать, но и в случае надобности подать помощь на оба свои фланга в Валахии и Бессарабии. И последнее, что хочу я вам сказать. Овладение Силистрией вовсе не решает всех задач нынешней кампании – это лишь промежуточный шаг. Я уж не говорю о том, что кавалерия наша изнурена до крайности, вы это все хорошо знаете. Решайте, господа, я подчинюсь вашему мнению, если вы найдете лучший выход из создавшегося положения, чем возвращение на левый берег Дуная.
Но на этот раз все генералы были единодушны. И после обсуждения положения армии в Задунайской области «согласно постановили… перейти главному корпусу здесь при Гуробалах чрез Дунай на свой берег и там расположиться…».
В тот же день снялся с лагеря Бессарабский корпус под командой генерал-майора Викентия Викентьевича Райзера и ушел в Измаил. 25 июня начала переправу армия Румянцева, сначала главный корпус, а затем корпус Потемкина. 27 июня Румянцев благополучно возвратился на свой берег Дуная и занялся приведением в порядок оборонительных постов, прекрасно понимая, что вскоре турки осмелеют и устремятся большими силами на русские полки.
Лагерь главного корпуса расположился там же, где и был перед походом за Дунай, при деревне Жигалее. Снова началась лагерная жизнь, полная тревог, неудобств и сомнений… Сюда уже стекались донесения командующих корпусами, приходили письма. Одно из них порадовало фельдмаршала: «Граф Петр Александрович! Сего утра я получила письма Ваши от 14 дня июня, из которых я, к большому моему удовольствию, усмотрела счастливый Ваш переход с армиею чрез Дунай, с чем Вас от всего сердца поздравляю, желая при том Вам божеской помощи во всех впредь за Дунаем предприятиях; а как Вы сей празднования восшествия моего на Всероссийский Престол сделали весьма на сей день радостным, то я пожаловала и сына Вашего графа Михаила Румянцева полковником. Пребывая, впрочем, к вам доброжелательна…»
Ясно, что Екатерина II писала это письмо 28 июня, в день своего восшествия на российский престол… Если б она узнала, что он уже возвратился на левый берег Дуная, то вряд ли такое уж удовольствие испытала в тот день, а граф Михаил Румянцев не стал бы полковником. Вот ведь действительно пути Господни неисповедимы, не знаешь, что ждет тебя завтра.
После возвращения в свой лагерь Румянцев много работал: писал письма, ордера, давал устные распоряжения своим подчиненным, собирал сведения о потерях и выигранных сражениях. На одно составление реляции Екатерине II ушло несколько дней. И это естественно. Нужно было подробно изложить ход событий за две недели пребывания армии в Задунайской области и причины возвращения ее на левый берег.
Отмечая мужество и усердие рядовых и офицеров, описывая события, в ходе которых малыми силами побеждали «превосходное число неприятеля», Румянцев просил ее императорское величество оказать свое высочайшее благоволение за «несравненный труд» и «оказанные подвиги» тем, кто участвовал в этом походе. Прежде всего он называет Ступишина, барона Унгерна, Потемкина и князя Долгорукова, которые «в трудах и действиях против неприятеля были мне помощники и с полною ревностью к пользе службы, где кому был случай, употреблялись…». «Достохвальное мужество и рачение» при исполнении своего долга воинского проявили генералы Тургенев, Ригельман, Мелиссино, Муромцев, полковники Петерсон, Воронцов, Кличка, Чертов, Левиз, Увалов…» Ни одного мужественного поступка не пропустил Румянцев, называя и иностранных волонтеров, и камер-юнкеров, и поручиков, и флигель-адъютантов, и корнетов, и сержантов…
«Счастливым я себя признаю, – писал Румянцев Екатерине II, – то, перенесши оружие за реку Дунай, удостоился к славе оного приобресть там новые успехи, но не меньше к счастью моему обращаю и то, что без всякой потери учинил я обратную переправу и стою уже на своем берегу. Не мог я гоняться по местам непроходимым за особою одного верховного визиря. Предложения Ваши были, всемилостивейшая государыня, чтоб разбить визирскую армию, доколе она не будет еще в полном собрании на той стороне. Сие мною и учинил я, победив те войска, которые он против меня отряжал и боле коих не имел уже у себя».
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 199
