Попрощавшись с Итани, Сатико первой приняла ванну, за нею пошла Юкико. Таэко, всё ещё в кимоно и накидке, сидела прямо на полу, прислонившись щекой к подлокотнику кресла. Конечно же, её утомила прогулка, подумала Сатико, но, с другой стороны, они проделали не такой уж длинный путь, чтобы вот так рухнуть от усталости.
— Что с тобой, Кой-сан? Я понимаю, ты ещё не вполне оправилась после болезни, и всё-таки, быть может, тебе стоит ещё раз показаться доктору Кусиде?
Таэко безразлично кивнула.
— Мне и без доктора ясно, что со мной.
Не меняя позы, Таэко подняла к сестре тусклые глаза и проговорила, как всегда, спокойно и внятно:
— У меня будет ребёнок. Я уже на третьем или даже на четвёртом месяце.
— Что? — вскрикнула Сатико и уставилась на сестру так, как будто собиралась пронзить её взглядом. Прошло некоторое время, прежде чем она нашла в себе силы спросить: — Кто отец ребёнка — Кэй-тян?..
— Миёси. Ты, наверное, слышала о нём от «бабушки».
— Тот, что служит в баре? Таэко молча кивнула.
— Я ещё не была у врача, но ошибки быть не может.
— Миёси настаивает на этом… К тому же для меня это единственная возможность отделаться от Кэй-тяна.
Как всегда бывало с нею в минуты сильного душевного потрясения, Сатико почувствовала, что от рук и ног у неё отхлынула кровь. Её била дрожь. Первым делом нужно было унять сердцебиение, поэтому она не стала продолжать разговор с сестрой. Кое-как добравшись до выключателя, Сатико погасила верхний свет, зажгла ночник и легла в постель. Когда Юкико вернулась в комнату.
Сатико прикрыла глаза и сделала вид, что спит. Через некоторое время Таэко поднялась и направилась в ванную.
32
Ничего не подозревавшая Юкико вскоре уснула, потом, как видно, дремота сморила и Таэко. Лишь Сатико всю ночь не могла сомкнуть глаз. Она снова и снова возвращалась мыслями к ошеломляющему признанию сестры и вытирала слёзы краешком пододеяльника. В сумке у неё были таблетки снотворного и бренди, но она понимала, что сегодня они ей не помогут…
Всякий раз, когда Сатико приезжает в Токио, непременно что-нибудь случается. Видимо, она и этот город просто несовместимы. Позапрошлой осенью, в её первый после девятилетнего перерыва приезд сюда, она провела такую же бессонную ночь из-за письма Окубаты. в котором сообщалось о связи Таэко с Итакурой. Во второй раз, в мае прошлого года, когда они были здесь вместе с Таэко, на них свалилось известие о болезни Итакуры. Да и вообще, как только появляется возможность устроить судьбу Юкико, обязательно случается какое-нибудь несчастье.
У Сатико было нехорошее предчувствие, оттого, что нынешние смотрины должны состояться в Токио. Недаром же говорят: где две беды, там и третья. Но с другой стороны, когда Сатико приезжала сюда в августе с мужем, ничего худого не случилось — наоборот, это было, пожалуй, самое приятное путешествие за всё годы её замужества, и она уже почти уверовала в то, что злую судьбу удалось перехитрить. К тому же, она считала, что из затеи Итани всё равно ничего не выйдет, и поэтому было ни к чему принимать в расчёт приметы и дурные предзнаменования… Теперь же она снова убедилась в том, что Токио — дьявольское, заклятое место. Счастье Юкико окончательно загублено. Такого заманчивого предложения она уже больше не получит… Почему, ну почему эти смотрины должны были состояться именно в Токио?.. Сатико переполняли два чувства: жалость к Юкико и ненависть к Таэко — и опять в ней вскипали слёзы боли и досады.
Что же это такое? Она снова — снова! — получила от Таэко удар в спину… Но можно ли во всём винить её одну? Нет, и на сей раз во многом виноваты они, её близкие… Если Таэко сейчас «на третьем или даже, на четвёртом месяце», это случилось скорее, всего в июне. На первых порах у неё, несомненно, были приступы утренней тошноты, но Сатико, по своей обычной беспечности, ничего не замечала. В последние дни Таэко была не в силах удержать ложку в руках и, сделав два шага, чуть ли не валилась замертво, но Сатико и в голову не пришло спросить себя: уж не беременна ли её сестра?
Какой же нужно быть тупицей, чтобы не видеть очевидного!.. Теперь-то Сатико понимала, почему в последнее время Таэко стала носить кимоно… Наверное, в глазах Таэко она выглядит просто-таки блаженной. Но неужели её нисколько не мучит совесть? Из высказываний Таэко следовало, что её беременность не была, случайной. Они с Миёси — или как бишь его? — наверняка всё обдумали заранее. Поставив всех перед свершившимся фактом, они заставили бы семью Макиока признать их союз, а Окубату — отказаться от намерения жениться на Таэко…
Что ж, они ловко всё рассчитали. Впрочем, иного выбора у Таэко, по-видимому, и не было. Но почему же она так жестоко обошлась со своими близкими? И Сатико, и Тэйноскэ, и Юкико искренне заботились о ней, заступались за неё перед «главным домом».
Неужели после этого ей доставляет удовольствие выставить всех их на позор. Ладно ещё, если бы речь шла только о них с Тэйноскэ, но как можно пускать под откос будущее Юкико? Почему Таэко без конца причиняет им всем одни страдания? Сколько самоотверженности проявила Юкико, ухаживая за нею во время болезни! Разве Таэко не понимает, что осталась в живых исключительно благодаря ей?
Сатико явно переоценила свою сестру, считая, что тогда, на смотринах, она развлекала общество, стараясь сделать приятное Юкико и хоть отчасти отплатить ей за добро. Нет, Таэко была весела и остроумна только потому, что выпила лишнего. Такие, как она, не способны думать ни о ком, кроме себя…
Больше всего Сатико возмущал поразительный эгоизм, холодная расчётливость Таэко. Она наверняка понимала, что известие о её беременности будет ударом для Сатико, что после этого Тэйноскэ может окончательно отвернуться от неё, что, наконец, дальнейшая судьба Юкико окажется под угрозой, и тем не менее, руководствуясь собственными интересами, решилась на эту крайнюю меру.
Конечно, если встать на точку зрения Таэко, иного выхода у неё попросту не было, но почему всё это должно было случиться именно тогда, когда решается судьба Юкико? Разумеется, было бы странно подозревать Таэко в некоем злом умысле, но ведь когда-то она обещала не предпринимать ничего до тех пор, пока не просватают Юкико. Что же, выходит, её обещания ничего не стоят? Но дело даже не в этом…
Почему у неё не хватило такта остаться в Асии? На радостях оттого, что Итани дала ей возможность предстать перед людьми полноправным членом семьи Макиока, она забыла о своём положении, о том, как быстро устаёт, и со свойственной ей самоуверенностью отправилась в путь, дескать, ничего, авось сдюжу. Но, оказавшись в Токио, она поняла, что переоценила свои силы, и под влиянием момента решила открыться Сатико…
На четвёртом месяце беременности женщине уже трудно скрыть своё положение от окружающих. Близкие, те, кто видит её каждый день, могли ничего не заметить, но человеку со стороны, должно быть, не так уж трудно догадаться, что к чему. И тем не менее у Таэко хватило наглости появиться и на банкете, и в театре. А ведь сейчас, для неё самое опасное время. Что, если бы после долгой тряски в поезде у неё случился выкидыш? Самой-то Таэко всё нипочём, но сколько нервотрёпки и стыда она причинила бы стоила сёстрам! При одной мысли об этом у Сатико похолодело внутри. Впрочем, подумала она, не исключено, что после вчерашнего банкета многие догадались об истинном положении вещей и Макиока, сами того не ведая, уже опозорены…
