— Надеюсь, у вас нет никаких проблем с вашими белыми соседями? — спросил Шаман.
— Нет, никаких, — ответил Маленький Волк и вновь прислушался к словам Стремительной Черепахи. — Они считают, что мы не представляем для них угрозы. Когда наши люди приезжают в город торговать, белые прикрепляют на кору деревьев монеты, обещая отдать их индейцам, если те попадут в них стрелой. Конечно же, для наших людей это оскорбление, но Стремительная Черепаха не запрещает этого, — тут вождь снова взял слово, и Маленький Волк улыбнулся. — Он говорит, что благодаря этому мы не забудем, как управляться с луком.
В хижину вошла Вапанси, ведя за собой мужчину в потрепанной хлопковой рубахе, грязных шерстяных брюках и красном платке, завязанном на лбу. Он сказал, что его зовут Непепаква, Сноходец из племени сауков, и что он здешний знахарь. Сноходец не стал медлить и сразу перешел к делу.
— Она сказала, что вы доктор.
— Это так.
— Хорошо. Пожалуйста, идемте со мной.
Шаман кивнул. Они с Рэйчел оставили Чарльза Кейсера пить кофе вместе со Стремительной Черепахой и последовали за мужчиной, по пути захватив санитарную сумку Шамана.
Пока они шли по селению, Шаман все пытался найти в нем что-то знакомое, уже виденное им в детстве. Здесь не было знакомых ему типи, но где-то за хижинами ему удалось разглядеть несколько гедоносо-те. Жители города в большинстве своем носили обветшавшую одежду своих белых собратьев; у некоторых на ногах он заметил мокасины, хотя большинство здешних все же носили чуни и армейские сапоги.
Сноходец привел их в хижину на другом конце городка. Внутри они обнаружили худощавую девушку, которая лежала на земле и корчилась от боли, обхватив руками свой огромный живот.
Ее глаза остекленели, она смотрела перед собой невидящим взглядом. Она не ответила, когда Шаман попытался ее расспросить. Ее пульс был учащенным и неровным. Он сначала испугался, но, взяв ее руки в свои, ощутил в ней больше жизни, чем ему показалось на первый взгляд.
Сноходец сказал, что ее зовут Ватвааейска, Карабкающаяся Белка. Она жена его брата. Вчера утром у нее начались первые схватки. Она уже давно выбрала себе сухое удобное место в лесу и сразу отправилась туда. Боль становилась все ужасней, и она присела на корточки, как ее учила мать. Когда она почувствовала, как что-то потекло по ее ногам и платью, то поняла, что воды отошли, но дальше ничего так и не произошло. Боль не утихала, но и ребенок не хотел выходить. Когда стемнело, остальные женщины вышли в лес, чтобы найти ее, и привели ее обратно, в поселение.
Сноходец тоже не смог ей помочь.
Шаман снял с женщины пропитанное потом платье и осмотрел ее. Она была еще очень молода. Грудь хоть и набухла от молока, но была очень маленькой, а таз оказался очень узким. Вульва уже раскрылась, но ребенка совсем не было видно. Он аккуратно нажал пальцами на ее живот, вынул стетоскоп и поручил Рэйчел послушать женщину. После того как он приставил мембрану к животу Карабкающейся Белки, оказалось, что звуки, которые услышала Рэйчел, лишь подтвердили его собственные наблюдения.
— Ребенок неправильно лежит в утробе!
Он вышел из хижины и сказал, что ему нужна чистая вода, и Сноходец проводил его в лес, к ручью. Знахарь с любопытством наблюдал, как Шаман намыливает коричневым мылом руки по самый локоть.
— Это — неотъемлемая часть лечения, — сказал Шаман и передал мыло Сноходцу; тот взял его и полностью повторил всю процедуру.
Когда они вернулись в хижину, Шаман достал из сумки баночку с очищенным жиром и смазал им ладони. Он ввел палец в родовой канал, затем — еще один. Он медленно продвигался вглубь. Вначале он ничего не мог нащупать, но потом девушка выгнулась в судороге, и он почувствовал, будто что-то легонько толкнуло его пальцы. Его руки коснулась ножка ребенка, вокруг которой обмоталась пуповина. Прочная жилистая трубка была сильно натянута, потому он не решился тянуть за стопу прямо во время схваток. Затем он осторожно двумя пальцами размотал пуповину и легонько потянул за ножку.
Чуть выше он нащупал вторую ножку, которая оказалась прижатой к стенке канала; он сумел дотянуться до нее во время следующей схватки и потянул ее вниз так, что вскоре обе крошечные красные ножки показались из утробы молодой матери. Вначале были видны лишь пальчики, но потом появились колени, и, в конце концов, они увидели, что это мальчик. Затем показался животик, за которым тянулась пуповина. Но на этом всякое движение прекратилось — плечи и голова младенца застряли в канале, как пробка в горлышке бутылки.
Шаман не мог просто вытянуть ребенка и не мог достать рукой глубже, чтобы материнская плоть не перекрыла дыхание малышу. Он сидел на коленях рядом с роженицей, его рука была внутри ее утробы, но он никак не мог ничего придумать, хотя и понимал, что ребенок вот-вот задохнется.
Сноходец схватил свою сумку, которая лежала в углу хижины, и вынул из нее лозу длиной около четырех футов. На одном ее конце было нечто, невероятно похожее на толстую, уродливую голову ямкоголовой змеи с черными бусинками глаз и ядовитыми зубами. Сноходец умело управлял этой «змеей» так, что она будто бы подползла к телу Карабкающейся Белки, и ее голова оказалась у самого лица роженицы. Знахарь начал напевать что-то на своем языке. Шаман и не пытался прочесть что-то по его губам. Он наблюдал за Карабкающейся Белкой.
Он увидел, что глаза девушки сосредоточились на «змее», и ее зрачки расширились. Знахарь развернул «змею» и та «поползла» вниз, к животу роженицы. Когда голова «змеи» оказалась как раз над тем местом, где находился ребенок, Шаман почувствовал в родовом канале какое-то движение.
Он видел, как Рэйчел открыла было рот, чтобы возмутиться, и покачал головой в знак того, что ей лучше помолчать.
Зубы коснулись живота Карабкающейся Белки. Вдруг Шаман почувствовал, что родовой канал расширяется. Девушка начала тужиться, и ребенок вышел так легко, как будто это не его пришлось только что вытягивать руками. Губы и щеки малыша немного посинели, но, как только он полностью вышел, они начали розоветь. Дрожащими пальцами Шаман очистил ротик ребенка от слизи. Он почувствовал, как под его пальцами поднялся живот новорожденного, и тот тонко и пронзительно закричал — Шаман точно знал, что именно такой звук и должны были услышать те, кто был сейчас в хижине. Звук был похож по звучанию на ре-бемоль, пальцами он ощущал ту же вибрацию, которая возникала всякий раз, когда Рэйчел нажимала на фортепиано пятую черную клавишу с конца.
Они со знахарем ушли к ручью, чтобы помыть руки. Сноходец выглядел довольным. Шаман же крепко задумался. Прежде чем покинуть хижину, он внимательно осмотрел еще раз ту лозу, убедившись, что это всего лишь обычное растение.
— Девушка думала, что змея сожрет ее ребенка, и поэтому сделала все, чтобы спасти его?
— В моей песне говорилось о том, что эта змея — это злой маниту, дух. И добрый маниту помог ей.
Тогда Шаман усвоил ценный урок — что у медицины, как у науки, есть определенный предел. И помочь ей пойти дальше сможет только вера во что-то большее. Знахарь имел преимущество по сравнению с доктором, поскольку был не только врачом, но и жрецом.
