же мыслью: когда же это все закончится? То, через что ей приходилось проходить, было настоящей пыткой. Чертов день сурка, не иначе. Она просто-напросто перестала ощущать вкус жизни, отчего та теперь представлялась серой и однообразной. И невозможность выбраться из этой временной петли буквально сводила с ума.
Хотелось поставить весь мир на паузу и свернуться калачиком в темном углу. Хотелось скрыться от сострадания окружающих, которые не упускали ни единой возможности посочувствовать ей, тем самым давя на больное. Хотелось, чтобы это все оказалось ночным кошмаром. Но правда была в том, что для нее это являлось реальностью, из которой невозможно было сбежать, не распрощавшись с жизнью.
В конце концов Гермиона решила перебраться в спальню Драко, в которой ранее не могла находиться дольше пары минут: эмоции всегда брали над ней верх, и она впадала в истерику, оседая на пол и проливая слезы до тех пор, пока не выбьется из сил настолько, чтобы уснуть.
Гермиона не смела переставлять его вещи и переносить сюда свои: это могло нарушить иллюзию присутствия Драко в спальне. Разве что она взяла из своей комнаты полученные от Нарциссы письма, которые положила на прикроватную тумбочку, чтобы перечитывать перед сном.
Она спала в его футболках и кофтах, строго чередуя каждую из них: таким образом Гермиона рассчитывала как можно дольше сохранить запах его парфюма, впитавшийся в ткань.
Мерлин, это было самое настоящее помешательство. Если бы она узнала о том, что какая-то девушка ведет себя подобным образом, то посоветовала бы ей обратиться за помощью к психологу. Но то была старая Гермиона. Новая же видела в этом единственный шанс удержать его в своей жизни. И никакой психолог не мог убедить ее в обратном.
Однако жестокая правда была в том, что изо дня в день нити, связывающие ее с Драко, истончались: его комната, не претерпевая серьезных визуальных изменений, все равно менялась, подстраиваясь под новую хозяйку. Это прослеживалось хотя бы даже в том, как теперь была заправлена его кровать. Или же ощущалось по тому, как запах ее геля для душа вытеснял собой аромат свежести и цитрусов. Следы его пребывания в этом месте стремительно стирались, и Гермиона понимала это, посему хотела кричать во все горло, срывая связки.
Хотя, по правде говоря, состояние его комнаты сейчас беспокоило ее в последнюю очередь: уже завтра утром она навсегда покинет стены Хогвартса и вернется в Лондон, чтобы строить дальнейшую жизнь. Но удастся ли ей двигаться дальше, если она не в силах отвести взгляд от прошлого? Пожалуй, ответ на этот вопрос был более чем очевиден.
«Последний день», — повторяла она про себя, лежа в его постели в кромешной темноте.
Какой сейчас час? Гермиона не имела ни малейшего представления: день для нее смешался с ночью. Ложась спать, она всегда плотно зашторивала окна и гасила свет, поэтому даже по наступлении утра в спальне царила непроглядная темнота. Быть может, это глупо, но порой в такие моменты она тешила себя иллюзиями о том, что Драко лежит рядом. Нужно лишь протянуть руку, и она коснется его кожи, после чего он повернется и сгребет ее в охапку, прижимая к своей груди. Однако стоило Гермионе чересчур увлечься и попытаться найти его на ощупь, как жестокая реальность обрушивалась на ее голову непосильным грузом: рядом не было ничего, кроме холодной простыни.
Но даже после всех тех слез, что она пролила из-за этого, Гермиона все равно из раза в раз возвращалась к пустым грезам, ведь это было единственным, что доставляло ей пускай и мимолетную, но все же радость. Мир, сотканный из фантазий, стал ее убежищем, в которое она сбегала от суровой реальности.
Перевернувшись на бок, Гермиона поправила задравшуюся футболку, взятую из гардероба Драко, и натянула одеяло до подбородка. Прикрыв глаза, она уже готова была вновь предаться мечтаниям, как вдруг услышала приглушенные шаги, доносящиеся из гостиной.
«Должно быть, показалось», — подумала она, когда шум ненадолго стих.
Однако мгновением позже шаги возобновились. Судя по звуку, кто-то поднимался по винтовой лестнице, держа путь на второй этаж.
Когда проникнувший в покои старост человек прошел по коридору и открыл дверь соседней комнаты, Гермиона тут же приподнялась на локтях и с замиранием сердца уставилась прямо перед собой, не видя, однако, ничего, кроме темноты. Надежда, зародившаяся в ее груди, была похожа на крохотных росток, взошедший на мертвой земле.
Тот, кто сумел войти в башню, должен был знать пароль. За исключением тех, кто жил здесь, этой информацией располагала лишь директор МакГонагалл, но с трудом верилось в то, что это могла быть она. Так неужели…
Дверь в комнату открылась, и Гермиона, щурясь от проникшего света, отвернулась, толком не сумев разглядеть того, кто стоял на пороге.
— Мерлин, да здесь же как в склепе, — выразила негодование Джинни, шагая навстречу мраку, в котором с трудом проглядывались находящиеся в помещении предметы.
Услышав ее голос, Гермиона разочарованно опустилась обратно на подушку, мысленно коря себя за то, что посмела тешиться пустыми надеждами. Тот самый росток в груди в одночасье завял, толком не успев расцвести. Впрочем, он был идеальным дополнением ее внутреннего мира: такой же мертвый и блеклый.
Неожиданно комната наполнилась ярким светом июньского солнца, и Гермиона тут же прикрыла лицо руками. Казалось, кто-то плеснул ей в лицо кислотой.
— Так-то лучше, — будучи довольной собой, произнесла Джинни и убрала палочку, которую ранее использовала, чтобы раздвинуть плотные шторы, не пропускающие в спальню солнечные лучи.
— Что ты здесь делаешь? — буркнула Гермиона, потирая руками слезящиеся глаза. — И откуда ты знаешь пароль?
— Сова на хвосте принесла.
В ответ на это Гермиона скептически фыркнула, параллельно размышляя над тем, как Джинни на самом деле смогла раздобыть эту информацию. На ум приходило лишь несколько вариантов: выпутала у МакГонагалл, надавив той на жалось, либо же запомнила, когда приходила мириться в начале декабря. Если честно, в первый вариант верилось куда охотнее, ведь директор, вне всякого сомнения, была обеспокоена эмоциональным состоянием Гермионы, поэтому без лишних уговоров сообщила бы пароль той, кто разделял ее переживания и мог повлиять на ситуацию в лучшую сторону.
— Я пришла проведать тебя, — мгновением позже огласила Джинни причину своего визита. — Ты не пришла на завтрак, как, впрочем, и на вчерашний ужин.
— Вчера мне не хотелось есть, а сегодня… Я не знала, что уже утро, — вяло отозвалась Гермиона, бездумно глядя на темно-зеленый балдахин, возвышающейся над кроватью.
В последнее время она и впрямь нередко выпадала из жизни. Особенно часто это происходило в выходные,
