собственники) не могут делать того, что, может быть, желали бы, то они делают только то, что могут. Они отдают себя под покровительство людям более сильным, делаются подданными богатых и как бы переходят под их суд и власть. Я не считал бы этого еще чем-либо тяжелым и недостойным, напротив, скорее радовался бы этому величию магнатов (potentum), под защиту которых отдаются бедные, если бы только первые не продавали своего покровительства за деньги (si patrocinia ista non venderent), если бы их мнимую защиту слабых можно было бы приписать человеколюбию, а не корыстолюбию. Вот что тяжко, и вот что жестоко: под предлогом защиты бедных они их окончательно грабят (ut spolient), под видом защиты несчастных они делают их еще несчастнее. Ибо все те, которые ищут этой мнимой защиты, прежде чем ее получат, должны отказаться в пользу защитников почти от всего своего имущества; таким образом, ради того, чтобы отцы имели защиту, дети теряют наследство. Защита отцов приобретена обращением в нищенство детей. Вот что такое помощь и покровительство сильных! (Ессе quae sunt auxilia et patrocinia majorum)».
«Самое чудовищное, – говорит он далее, – что эти бедняки, отдав свое имущество патрону, должны часто нести и после того, как прежде, земельную подать со всеми ее бедствиями. В отчаянии они спасаются из этой беды тем, что свои земли, наконец, совсем оставляют и уже не как клиенты, а как coloni приходят на латифундии богатых, как от врага спасаются в крепость и от уголовного суда в asulum. Но таким образом они теряют вместе со своим изменением и себя самих, то есть свой status – право свободы. И это еще не все: полусвободные превращаются также магнатами в рабов».
Из приведенного отрывка Сальвиана мы можем сделать два вывода: 1) магнаты с правом патроната присваивают себе и право суда над свободными людьми, и 2) свободные люди, со своей стороны, не только уступают свои земли более сильным магнатам, но даже сами делаются их колонами.
Хотя патронат, как видно из его слов, часто обращался в насилие и гнет, но тем не менее сам факт существования такого рода договорных отношений, факт отдачи себя под руку другого со стороны свободного человека, наконец приобретение магнатами и патронами известных политических и юридических прав над этими свободными людьми – все это, повторяем, давало повод некоторым ученым вести непрерывную нить от римского времени к средневековому феодальному государству.
Но признание подобной непрерывности, по нашему мнению, не может иметь места, если мы не будем терять из виду те значительные изменения, которые произвели варварские нашествия во всем строе жизни Западной Европы.
Прежде всего изменения эти коснулись способа владения землей. Нам известно уже, каким образом поступали варвары, поселяясь или будучи поселяемы на землях империи: они брали или получали в надел ⅓ или ⅔ земли, отбираемой, очевидно, у местных римских посессоров. Латифундии исчезают, число собственников становится больше, между тем как величина участков – меньше. Но скажем теперь, что изменение удерживается недолго: мало-помалу земля вновь сосредоточивается в руках немногих, и к IX–X столетию мы видим среди германцев, принесших на римскую землю свой общинный быт, в полной силе господство феодального строя, предполагающего непременно частное и крупное землевладение. Постараемся проследить, каков был ход этого процесса.
Несмотря на правильный раздел земель, германцы не могли удержать на римской земле свой прежний общинный порядок владения прежде всего потому, что участки их не представляли большой сплошной территории, а распределялись вперемежку с землями, остававшимися в руках римских посессоров. Очевидно, что при подобном порядке вещей первобытный варварский общинный быт должен был разложиться. Римляне, занимая относительно низшее положение, как побежденные, тем не менее преобладали над победителями германцами в силу своего образования, высокой степени своей культуры, и римские порядки имели большое влияние на строй германской жизни, способствуя также исчезновению общинного землевладения. Во всяком случае в германских поселениях, в самом факте передела земель на новых началах, некоторые ученые видят много хорошего, а именно – увеличение количества свободных земельных собственников. Но этот прогресс в экономическом быте населения империи, как сказано выше, продолжается лишь в течение недолгого промежутка времени; скоро дело стало принимать прежний вид, благодетельное для населения раздробление крупной собственности прекращается и вновь наступает господство магнатов, теперь уже не только римского, но и германского происхождения. Богатые люди стремятся к одному – возможно более округлить свои владения. Если какая-либо фамилия имела удачу и, путем ли наследства или военной добычи, соединяла в руках своих большие денежные средства, то самое лучшее употребление, какое она могла сделать из них, при тогдашнем отсутствии капиталов и финансовых операций, было приобретение земельного имущества. Римские посессоры опять стали пользоваться большим почетом, о чем упоминается в известной «Салической правде», где их называют сотрапезниками короля (romano homine, conviva regis).
За ними и германская знать стала стремиться к этому же самому, так что к началу VIII века земля опять быстро начала сосредоточиваться в нескольких частных руках. Явился, таким образом, новый класс крупных землевладельцев, между которыми мы находим также много лиц духовного звания – епископов, аббатов, в руках которых сосредоточивались громадные земельные имущества, приобретенные большей частью путем завещаний, расположенные в разных местах.
Итак, германская община распалась. Факт этот является весьма ясным и понятным по отношению к тем германским племенам, которые расселились среди римского населения и подверглись его непосредственному влиянию. Но в состав, например, империи Карла Великого входили большие, почти чисто германские области: Тюрингия, Аллемания, Вюртемберг, Бавария. Удержался ли здесь прежний порядок общинного землевладения? И в Германии, хотя несколько позже, появляются частные и крупные землевладельцы – светские и духовные.
Немецкий ученый Инама-Штернегг10 доказал статистически, что в Германии, именно в Австразии (Баварии и Аллемании), заметно преобладало крупное землевладение. Он объясняет происхождение его следующим образом: существует марка, в которой каждый имеет в собственности усадебную землю, ежегодно получает участок поля, а лес и выгон – общие. Кроме того, остается много пустопорожней земли, которой распоряжается марка. Эта-то сотенная земля и имела важное значение. Существовало постановление, бывшее как в «Салический правде», так и других германских законах: кто своими трудами распашет часть этой земли, тот получает ее в собственность. Когда умножилось население, явились предприимчивые люди, которые воспользовались этим постановлением. Они делались собственниками земель, становились богаче других членов общины, могли получить должности, которые им поручал король, и эти должности служили подспорьем для округления их владений. Во время общественных бедствий – неурожая, болезней и тому подобного они могли приглашать на свои земли бедных
