от Моргантины.
Из коммун в областях Сегесты, Энтеллы, Мерганы и многих других мест к Афиниону приходили посольства. Им все труднее приходилось отбиваться от продовольственных отрядов городов и разбойничьих шаек свободной черни, которые рыскали в поисках добычи. Зерно становилось основным мерилом стоимости и богатства. Свободные жители городов вынуждены были покупать его по невиданным ранее высоким ценам. Приходили к Афиниону и посланцы деревень. Мелкие и средние землевладельцы особенно страдали от разбойников. Многие из них, разоренные грабительскими набегами, умоляли киликийца освободить их от уплаты «десятины». Афинион в таких случаях поступал милостиво: одних освобождал от налогов, к другим для охраны посылал отряды хорошо вооруженных воинов. Но жалоб на разбои становилось все больше, и с этим злом Афинион ничего не мог поделать. «Придет время, и я поступлю с ними так, как они этого заслуживают, – грозился он по своему обыкновению. – Всех бездельников и разбойников вышвырну за пределы острова».
Лето подошло к концу. Наступил сентябрь, и вскоре стало известно о германцах, двинувшихся походом на Италию. Афинион решил, что пришла пора для решительных действий. К Мемнону в Триокалу он послал гонца с приказом собрать не менее двух тысяч отборных воинов и вести их к Мессане. Сам он выступил туда со всем своим десятитысячным войском. Такие же приказы послал он Сатиру, Багиену и Тевтату, которые перед тем известили его, что Адран и Абацен согласились в обмен на хлеб и снятие осады выдать восставшим требуемое количество оружия, плащей, туник и обуви.
К этому времени Мемнон уже навел в Триокале относительный порядок. Когда он прибыл туда, то прежде всего объявил всех мужчин, находившихся в городе, военнообязанными и стал ежедневно устраивать смотры и обучение воинов, распределяя их по центуриям и манипулам, проверяя вооружение и строго спрашивая за несоблюдение дисциплины и грабеж мирных жителей. Несколько десятков особенно дерзких анархистов пришлось наказать розгами и прогнать. Около трехсот человек из числа свободных бедняков сами ушли из Триокалы, не пожелав становиться в строй. Непригодных к военной службе (это были искалеченные в боях воины) он частью выделил в особое подразделение для охраны пленных и зернохранилищ, частью отправил на лечение в Термы Селинунта.
К концу лета Мемнон сформировал и обучил легион численностью в четыре с половиной тысячи воинов. Физическое состояние многих из них оставляло желать лучшего. Это были изможденные на тяжелых работах невольники старших возрастов – сорокалетние и даже пятидесятилетние. Большинство из них у себя на родине не были воинами. Но это были люди храбрые и горевшие желанием драться с римлянами, чтобы отомстить им за долгие годы рабства и перенесенные страдания.
Помимо этого, еще две тысячи молодых людей, не отличавшихся большой телесной силой, были подготовлены в качестве пращников и стрелков из лука. Всех воинов Мемнон ежедневно выводил на учения, заставляя их ходить в строю, по команде смыкая и размыкая ряды, метать дротики, стрелять из луков и упражняться с мечами.
Афинион уже был в одном дневном переходе от Мессаны, когда его гонец явился к Катрею с приказом вести все корабли к проливу. Киликиец рассчитывал привести к городу войско и флот одновременно. Катрей не мешкая вывел в море пятьдесят готовых к плаванию кораблей.
К вечеру эскадра достигла Тавромения и, пройдя мимо города, продолжила свой путь. Ночью корабли перешли на медленный ход и двигались при ярком свете луны, который позволял ориентироваться по очертаниям берега. Катрею важно было войти в пролив на рассвете, чтобы поразить врага своим неожиданным появлением.
Префектом гарнизона Мессаны был в это время молодой Марк Эмилий Скавр. В начале лета он сменил на этом посту проквестора Фабриция Руга, который по особому распоряжению сената вернулся в Рим для нового назначения. Сам Скавр с радостью передал бы все хлопоты по защите пролива от мятежников кому-нибудь другому. Но после отъезда Фабриция Скавр оставался единственным римлянином, занимавшим официальную должность. Если помнит читатель, Антоний перед началом своего похода к Криту и Киликии назначил его заместителем Марка Гратидия. Об этом Скавр сам попросил тестя, честно ему признавшись, что не хочет идти вместе с ним в море, так как плохо переносит морскую болезнь. В ответ претор только пожал плечами: он давно уже убедился в никчемности Скавра и считал его ненужным балластом в походе. Он не мог предположить, что очень скоро Гратидий погибнет в схватке с пиратами и вместо него столь ответственная должность перейдет к легкомысленному и малодушному зятю, неспособному к каким-либо серьезным и ответственным делам.
Молодой Скавр тогда не знал еще, что согласно постановлению сената сам Антоний со всем своим флотом должен был стоять на страже южного побережья Италии, чтобы не дать высадиться на нем сицилийским мятежникам. Антоний не посчитал нужным оповестить об этом ни Гратидия, ни Скавра. Поэтому он не чувствовал на себе особой ответственности за охрану пролива и даже не знал, в каком состоянии находятся корабли, стоящие в гаванях Мессаны и Регия. Только когда ему стало известно, что в катанской гавани мятежники собрали большое количество кораблей и явно готовятся к захвату пролива, он сразу оценил грозившую опасность и растерялся. У него в подчинении были лишь восемьсот легионеров и одна тысяча италийских союзников. Вскоре он узнал, что корабли мессанской эскадры наполовину не укомплектованы гребцами и матросами. Еще хуже обстояло дело с эскадрой, находившейся в Регии. Как ему сообщили, имевшиеся в ней квинкверемы и квадриремы представляли собой старые посудины, не готовые к настоящему сражению, к тому же среди приписанных к кораблям солдат преобладали греческие наемники.
Скавр послал несколько писем претору Сервилию, почти умоляя его прислать из Сиракуз с десяток трирем и хотя бы тысячу солдат для усиления гарнизона Мессаны. Сервилий, конечно, мог проявить распорядительность, стянув к проливу не десять, а по меньшей мере пятьдесят кораблей из приморских городов, но он проникся ненавистью ко всем оптиматам, после того как Лукулл совершил по отношению к нему неслыханную подлость. В ответ на отчаянные призывы из Мессаны претор Сицилии отделывался обещаниями и со злорадным нетерпением ждал, когда сынок принцепса сената продемонстрирует всю свою беспомощность, трусость и бездарность, подвергнувшись нападению мятежников.
И этот момент не заставил себя долго ждать.
В начале сентября появились первые слухи о грозных передвижениях германцев в Галлии, а затем об осаде тевтонами лагеря Мария под Арелатой. О том, что происходило в Нарбоннской Галлии, Скавр знал из получаемых им писем от Целия Антипатра, который вскоре после своего возвращения в Рим из Сицилии в составе отряда добровольцев из знатной молодежи отправился в мариев лагерь, но по болезни вынужден был остаться в Массилии. Письма оттуда доставлялись как в Остию, так и в Мессану на скороходных вестовых кораблях, поэтому приходили довольно быстро. Антипатр писал, что консул проявил нерешительность и малодушие, так как не напал на варваров во время их переправы через Родан. «Арпинец упустил прекрасную возможность бить их по частям, а теперь сам оказался в окружении вместе со своими шестью легионами и вспомогательными войсками».
В один из последних дней секстилия, рано утром, Скавр был разбужен сообщением о внезапном нападении на гавань вражеских кораблей. Но прежде чем он успел собраться с мыслями и отдать какие-то распоряжения, гавань была уже в руках противника.
Появление кораблей мятежников в проливе было полной неожиданностью для римских навархов, которые накануне отпустили на берег большинство матросов и гребцов. Одна квадрирема и две триремы были захвачены повстанцами с ходу. Второй квадриреме, благодаря мужеству кормчего, матросов и гребцов, удалось пересечь пролив и укрыться в регийской гавани. Из остальных римских кораблей восставшими были захвачены еще одна трирема и пять либурнийских кораблей. Только две триремы и три либурны, успев выйти из мессанской гавани, отступили к Регию.
Римляне, греческие наемники и присоединившиеся к ним мессанские ополченцы с суши обстреливали прорвавшиеся в гавань вражеские корабли из луков и скорпионов, но вечером того же дня к городу подошел Афинион с двадцатипятитысячным войском и сразу же повел воинов в наступление на Занклу – так по старинному называлась серповидная коса, почти полностью отгораживавшая гавань Мессаны со стороны пролива. Римляне, боясь, что мятежники запрут их на косе, спешно покинули свои укрепленные заставы и отступили под защиту городских стен.
Марк Скавр, наблюдавший
