это не так.
Мы стояли молча, ее глаза вглядывались в мои, пытаясь понять.
Опустив руки, я вытащил из заднего кармана смятую, залитую водой страницу.
Когда я обнаружил послание в бутылке вчера вечером, покачивающимся на волнах, словно умоляя взять его, я не имел ни малейшего представления о содержимом. На мгновение я забеспокоился, что какой-нибудь несчастный оказался на берегу и отчаянно надеется, что его кто-нибудь спасет.
Я был удивлён, увидев почерк Эстель.
И прочитал песню, которую никогда не имел удовольствия видеть.
Но, так или иначе, после почти пяти лет блаженства на острове, который почти четыре года снился в кошмарах, это было безупречное завершение.
Единственно возможное завершение.
Начало нашей новой концепции.
Тяжело дыша, Эстель расправила лист и прочитала:
— Я приземлилась, чтобы найти его. Я упала с неба, чтобы узнать его. Я умерла смертной смертью, чтобы быть достойной его. Я возродилась благодаря ему. Если спасение так и не придет, знайте, что оно мне не нужно. Если помощь так и не придет, знайте, что она мне не нужна. Если мы умрем здесь вместе, будьте счастливы, зная, что такова была наша судьба. Не ищите нас. Не оплакивайте нас. Не плачьте о нас. Потому что мы были счастливчиками, избранниками, единственными друг для друга.
Когда она подняла голову, из её глаз градом слились слезы.
Наши тела и губы прижались друг к другу.
— Я знал, что ты любишь меня, Эстель. Но это... зная, что даже в самые мрачные моменты ты была готова умереть рядом со мной, что ты бы не оставила меня, выбрала меня вместо жизни, вместо безопасности, вместо всего. Это бесценный подарок.
— Даже несмотря на то, что я не говорила тебе. — Ее губы изогнулись в самой сладкой, самой сексуальной улыбке. — Ты знал. В тот день, когда ты подарил мне Коко, Финника. В тот день, когда отдал мне свое сердце, Гэл, ты изменил мою судьбу, и все это — наш остров, дом, наше существование — все это могло исчезнуть, а я все равно была бы самой счастливой женщиной на свете, потому что у меня был ты.
Я больше не мог ждать.
Гости подождут.
С ужином тоже придётся подождать.
И нашим детям придётся подождать.
Взяв за руку, я провел ее в нашу спальню и закрыл дверь.
— У тебя есть я, Эстель. Я буду с тобой столько, сколько захочешь.
Стоя посреди нашей элегантно-просторной спальни с люстрой из ракушек и белой кроватью, она стянула с плеч бретельки сарафана и спустила его на пол.
— Навсегда?
Я расстегнул шорты, с каждым ударом моё сердца все больше принадлежало ей.
— Навсегда.
— Больше, чем навсегда.
— Навечно.
