этой возможностью, полупив поддержку со стороны нацистов и реакционных сил всего мира.
Помню, как-то я сказал Артуру Кестлеру: «История остановилась в 1936 году», с чем он немедленно согласился. Мы говорили о тоталитаризме вообще, а в частности, о гражданской войне в Испании. Еще в ранней молодости я обнаружил, что ни одно событие не удостаивается совершенно точного описания в прессе, но в Испании я впервые увидел газетные сообщения, не имевшие ни малейшего отношения к фактам, даже такого, которое, казалось бы, необходимо для написания лживой заметки. Я читал о крупных боях в районах, где никаких боев не было, и не находил ни слова о сражениях, в которых гибли сотни людей. Храбро сражавшихся бойцов обзывали трусами и предателями, а других, близко не слышавших винтовочного выстрела, прославляли как героев выдуманных сражений, я видел лондонские газеты, повторявшие эту ложь, и ретивых интеллектуалов, изощрявшихся в извлечении далеко идущих выводов из событий, которых просто-напросто не было. По сути дела, на моих глазах писалась история не того, что произошло, а того, что должно было произойти, в соответствии с различными партийными «линиями». Но как бы это ни было ужасно, особого значения эти подлоги не имеют. Они касаются второстепенных проблем – борьбы за власть между Коминтерном и испанскими левыми партиями и стремлениями советского правительства предотвратить революцию в Испании. Но общая картина войны, представленная миру испанским правительством, не была неверной. Правительство, в общем и целом, правильно формулировало основные цели борьбы. Но фашисты и их сторонники не были способны приблизиться к истине даже в такой степени. Они, разумеется, не могли раскрыть своих подлинных целей. Их версия войны была чистой выдумкой и не могла быть иной в данных условиях.
Нацисты и фашисты придерживались в своей пропаганде единственно мыслимой для них линии – они изображали себя христианскими патриотами, спасающими Испанию от советской диктатуры. По их описаниям, республиканская Испания была охвачена непрекращающейся резней (смотри «Католик Геральд «или «Дейли мейл», выдумки которых выглядели, кстати, невинно по сравнению с континентальной фашистской печатью); к тому же они чрезмерно преувеличивали масштабы советской интервенции. Я хочу остановиться лишь на одном, из целой пирамиды лживых утверждений, воздвигнутой католической и реакционной печатью во всем мире. Я буду говорить о присутствии советских войск на испанской земле. Преданные сторонники Франко давали оценки численности этих войск, доходившие до полумиллиона человек. В действительности же в Испании не было русской армии. Была горстка летчиков и других технических специалистов, самое большее – несколько сот человек, но армии не было. Несколько тысяч иностранцев, сражавшихся в Испании, не говоря о миллионах испанцев, могут это подтвердить. Но эти свидетельства не производят никакого впечатления на франкистских пропагандистов, которые и носа не казали в республиканскую Испанию. А в то же время, эти люди категорически отказываются признать факт немецкой и итальянской интервенции, хотя печать в самой Германии и Италии открыто хвасталась подвигами своих «легионеров». Я выбрал только этот пример, но таков был уровень всей фашистской пропаганды в этой войне. Такие вещи меня пугают, ибо4 мне начинает казаться, что из мира улетучивается само понятие объективной истины. В результате существует возможность, что эта или ей подобная ложь станет частью истории. Как будет писаться история испанской войны? Если Франко останется у власти, его люди напишут учебники по истории и (оставаясь при моем примере) никогда не существовавшая русская армия станет историческим фактом, который будут заучивать поколения школьников. Но допустим, что фашизм будет разбит, и в достаточно близком будущем в Испания будет восстановлена демократическая власть. Даже в этом случае – как будет выглядеть история войны? Какие документы оставит Франко после себя? Допустим даже, что удастся восстановить архивы республиканского правительства. Можно ли написать на их основе правдивую историю войны? Как я уже говорил, правительство тоже лгало без зазрения совести. Можно написать с антифашистской точки зрения достаточно правдивую историю войны, но она будет историей односторонней, ненадежной во всех мелких деталях. И тем не менее какая-то история все же будет написана, а поскольку все свидетели ее к тому времени перемрут, она станет общепринятой. Таким образом ложь превратится в правду.
Я знаю, что модно утверждать, будто бы история вообще – лжива. Я готов согласиться с утверждением, что история в значительной своей части неточна и пристрастна. Но что характеризует наше время – это отказ от самой идеи правдивой истории. В прошлом люди умышленно лгали или непроизвольно приукрашивали то, что писали, либо искали истину, будучи, однако, уверенными, что они допустили много ошибок. Но во всех случаях они верили, что «факты» как таковые существуют и что они более или менее восстановимы. В отношении очень большого числа фактов всегда существовало всеобщее согласие. Откройте «Британскую энциклопедию» и прочитайте статью о первой мировой войне; вы обнаружите, что в ней широко использованы германские источники. Британский и немецкий историки будут спорить по многим вопросам, в том числе и по фундаментальным, но имеется значительное число фактов, так сказать нейтральных, которые признаются и теми, и другими. Тоталитарный строй разрушает ту совместную платформу согласия, которая зиждется на положении, что все представители человеческого рода принадлежат к тому же биологическому виду. Нацистская теория особо подчеркивает, что «правды как таковой» не существует.
Нет также и единой науки. Нацисты говорят о «немецкой науке», «еврейской науке «и т. д. Ло-гическим завершением такого образа мысли может стать кошмарный мир, в котором Вождь, либо правящая клика, контролирует не только будущее, но и прошлое. Если Вождь скажет, что такое-то событие никогда не произошло, значит его не было и в помине. Если он говорит, что дважды два пять – значит, так оно и есть. Такая перспектива пугает меня больше, чем бомбы, и, учитывая опыт последних лет, к этой возможности не следует относиться слишком легкомысленно. Но быть может, перспектива тоталитарного будущего – это всего лишь детский страх или игра мрачного воображения? Прежде чем отрицать возможность тоталитарного мира, прежде чем называть его кошмаром, который никогда не станет явью, вспомните, что в 1925 году кошмарным сном показался бы сегодняшний мир. В этом зыбком фантасмагорическом мире, в котором черное может завтра стать белым, а вчерашнюю погоду можно изменить специальным декретом, остаются только две надежды. Первая заключается в том, что как ни отрицай правду, она все равно продолжает существовать как бы за нашей спиной, а постоянно насиловать ее нельзя, хотя бы из соображений боеспособности. И вторая надежда – пока останется не завоеванной хотя бы часть земного шара, либеральную традицию можно сохранить. Но
