Но зачем ему было скрывать это от нас? И я попыталась найти объяснение получше. Может быть, между Жако и Холли уже существовала психозотерическая связь? Такое случается между братом и сестрой.
Аркадий задумчиво покусал костяшку большого пальца; эта привычка осталась у него от его прошлой жизни. Возможно. И, возможно, отголоски этой связи как раз и привели Эстер к Холли, когда ты бежала из Часовни. Как крошки хлеба в сказке про Ганзеля и Гретель.
– Извините, – прервала наш безмолвный диалог Холли, – но я все еще здесь. Какое отношение мог иметь Жако к средневековому монаху и к инженеру наполеоновских времен?
Пламя свечи, горевшей в плошке из цветного стекла, было высоким и ровным.
– Слепой Катар и инженер Батист Пфеннингер заключили друг с другом своего рода пакт о взаимопомощи, – сказала я. – Мы, правда, не можем с уверенностью утверждать…
– Ой-ой-ой! Сколько лет этот монах пробыл в своей Часовне Мрака? Шестьсот? И по-прежнему мог приглашать туда гостей и заключать с ними сделки? А что он там ел с тех пор, как закончились Средние века?
– Естественно, Слепой Катар транссубстанцировался, – сказала я.
Холли откинулась на спинку стула.
– А это еще что такое – транс-какая-то-там-чертовщина?
– Тело Слепого Катара действительно умерло, – сказал Аркадий, – но его разум и душа – что для простоты нашей с вами беседы есть одно и то же – проникли в материю, из которой создана сама Часовня. Слепой Катар «предстал» перед Пфеннингером в виде собственной, отчасти ожившей, иконы.
Холли немного подумала над его словами и спросила:
– Значит, строитель как бы слился с тем, что построил?
– До некоторой степени это именно так, – ответил Аркадий.
– За зиму, – продолжила я повествование, – были построены и мост, и гарнизон на Сайдельхорнском перевале, и Батист Пфеннингер вернулся к своей семье в Мартиньи. Но следующей весной он отправился ловить рыбу на озеро Д’Эмоссон; там он однажды вечером взял лодку, выплыл на середину озера и… не вернулся. Собственно, лодку потом нашли, но тело так и не обнаружили.
– Я поняла, – сказала Холли. – В точности как с Хьюго Лэмом.
Дождь тихонько стучал по окнам дома 119А.
– Перенесемся теперь на шесть лет вперед, в 1805 год. В Париже, в квартале Марэ был открыт новый сиротский приют. Его директором и основателем стал коренастый француз по имени Мартен Леклерк; его отец сколотил себе в Африке очень неплохое состояние и пожелал оказать поддержку живущим в столице детям, чьи отцы погибли во время наполеоновских войн, дав им убежище и духовное образование. В 1805 году в Париже быть иностранцем было не слишком выгодно, да и по-французски Леклерк говорил с каким-то сомнительным немецким акцентом; но друзья Леклерка старательно уверяли всех, что это связано с тем, что его мать была пруссачкой, да и учился он в Гамбурге. Впрочем, его друзья – а многие из них, кстати сказать, принадлежали к сливкам имперского общества – понятия не имели, что настоящее имя Мартена Леклерка было Батист Пфеннингер. Легко можно себе представить, какие обвинения в душевном нездоровье обрушились бы на тех, кто счел бы подозрительным создание Леклерком сиротского приюта для бедных, но одаренных детей. А одаренными Леклерк считал таких, которые демонстрировали явно высокий уровень психозотерики или же чрезвычайную активность «третьего глаза».
Холли недоуменно и вопросительно посмотрела на Аркадия, и тот прищурился, как переводчик, старающийся доходчиво перевести особенно сложную фразу.
– Ну, то есть дети с чрезвычайно развитой психикой. Как вы в свои восемь лет.
– Но почему… какому-то швейцарскому инженеру, который зачем-то притворился погибшим, сменил имя и стал во Франции директором приюта для сирот – все верно? – какие-то дети с явными… психическими отклонениями?
– Анахореты, – сказал Аркадий, – питают себя, поддерживая свою «вечную жизнь», тем, что как бы выпивают – или «высасывают», как сказала Маринус, – чужие души. Но для этой процедуры» подходит далеко не всякий человек: выпиты могут быть только души особо одаренных. Как при пересадке органов – когда более-менее подходит только один из тысячи. В дни равноденствия и солнцестояния «хозяина» такой души Анахореты заманивают на ту каменную лестницу – она называется Путь Камней и ведет в Часовню Мрака. Попав туда, несчастный смотрит на икону Слепого Катара, тот «оживает» и высасывает его душу, переплавляя ее в некое Черное Вино. А тело гостя попросту выбрасывают из окна Часовни. Затем Двенадцать Анахоретов собираются для отправления своего главного ритуала, известного как День Возрождения, пьют это Черное Вино, и в течение примерно одного сезона – то есть месяцев трех – никаких клеточных изменений в их телах не происходит. Именно поэтому тело Хьюго Лэма и по-прежнему остается двадцатипятилетним, тогда как его разум и душа вполне соответствуют нормальному пятидесятилетнему мужчине.
Холли, видимо, решила пока повременить с оценкой всех этих необычных сведений и осторожно спросила:
– А почему в таком случае Пфеннингер живет в Париже, если в эту Часовню можно проникнуть только через разрушенный швейцарский монастырь?
– Любой Анахорет может войти в Часовню из любого места. – Аркадий осторожно подержал ладонь над огнем свечи. – Вход открывается ему там, где он этого захочет. Это как раз и является причиной того, почему наша Война продолжается уже сто шестьдесят лет. Анахореты также способны в различных целях телепортировать себя из одного места в другое, и этой способностью они, в частности, пользуются как наилучшим способом бегства и как наилучшим способом внезапного нападения.
Голос Холли дрогнул, когда она, словно вдруг что-то осознав, прошептала:
– Значит, мисс Константен?..
– Иммакюле Константен – заместитель и главная помощница Пфеннингера, – сказала я. – Мы не знаем, как и почему Первый Анахорет рекрутировал ее и сделал Вторым Анахоретом, но нам известно, что она была гувернанткой в девичьем крыле сиротского приюта в Марэ. И даже такой знаменитый исторический персонаж, как Талейран, называл мадам Константен «Серафимом в женском обличье, мастерски владеющим мечом». И вот через сто восемьдесят лет мы обнаружили ее в Грейвзенде, где она обхаживала Холли Сайкс. В вашем случае, Холли, она, правда, совершила ошибку, что с ней случается крайне редко: она вас испугала. В результате один из моих бывших студентов направил вас с вашей матерью ко мне на консультацию. Я сделала вам предохранительную прививку, существенно снизив ваш психологический вольтаж и тем самым сделав вас непригодной для изготовления Черного Вина. Мисс Константен была, разумеется, крайне раздражена и – хотя она никогда не забывала ни о Холли Сайкс, ни о ее многообещающем братишке Жако, – была вынуждена все начать сначала.
– Простая арифметика заставляет Анахоретов постоянно трудиться, – пояснил Аркадий. – Они придерживаются своего прежнего количества, то есть двенадцати человек, а это значит, что каждый из них обязан привести «гостя», годного для создания Черного Вина, хотя бы один раз в три года. Причем такую «добычу» нельзя притащить силой, засунув в мешок, или доставить в Часовню под воздействием наркотиков. Анахореты непременно должны убедить жертву прийти туда добровольно, для чего с ней нужно подружиться, как мисс Константен подружилась с вами. Если во время поглощения души жертва потеряет сознание или проявит беспокойство, то Черное Вино будет испорчено. А это «напиток» весьма деликатный.
