и вступил с ним в бой. Они схватились примерно раз шестьдесят, но так и не смогли одолеть друг друга. За ловкость и силу предводитель стана Янь Шунь оставил храбреца на горе и сделал третьим главарем.
Когда все трое уселись, Ван сказал, обратившись к разбойникам:
– Ну, молодцы, пошевеливайтесь! Выньте у этого быка печень и сердце и сделайте нам три чашки крепкого супа с острой приправой на похмелье.
Один из разбойников тут же принес большую медную лохань с водой и поставил перед Сун Цзяном, а другой, засучив рукава, вооружился специальным острым ножом. Тот, что принес лохань, зачерпнул руками воды и плеснул Сун Цзяну на грудь. Делалось это для того, чтобы горячая кровь отлила от сердца. Тогда и сердце и печень становятся нежными и приятными на вкус.
А когда разбойник плеснул водой в лицо Сун Цзяна, тот тяжело вздохнул и произнес:
– Вот как суждено умереть Сун Цзяну!
Услышав это имя, Янь Шунь закричал разбойнику:
– Стой! Что он там говорит о Сун Цзяне?
– Он сказал: «Вот как суждено умереть Сун Цзяну!» – ответил разбойник.
– Эй, приятель! Ты знаешь Сун Цзяна? – поднявшись с места, спросил Янь Шунь.
– Я и есть Сун Цзян.
Тогда Янь Шунь подошел к нему вплотную:
– А ты какой Сун Цзян? Откуда родом?
– Я из Юаньчэна, области Цзижоу. Служил там писарем в уездном управлении.
– Неужели ты тот самый Сун Цзян, по прозвищу Благодатный Дождь, который убил Янь По-си и присоединился к вольнице? – вскричал Янь Шунь.
– Откуда вы знаете об этом? – удивился Сун Цзян. – Да, я тот самый Сун Цзян.
Янь Шунь был поражен. Выхватив из рук разбойника нож, он быстро перерезал веревки, снял с себя стеганую шелковую одежду, накинул на плечи Сун Цзяна и усадил его на свое место. Затем он велел приблизиться Коротколапому Тигру и Чжэн Тянь-шоу, и они все втроем склонились перед Сун Цзяном в низком поклоне. Тот поспешил ответить на приветствие и спросил:
– Почему же это вы, почтенные мужи, вместо того, чтобы убить меня, оказываете мне такие почести?
Тогда все три главаря опустились на колени, и Янь Шунь сказал:
– Я, недостойный, должен был бы взять нож и выколоть собственные глаза. Не распознать благородного человека, не расспросить как следует и чуть было не погубить его! Ведь если бы само небо не надоумило вас произнести свое имя, я так бы ничего и не знал. Более десяти лет скитался я среди вольного люда, занимался разбоем и часто слышал ваше почтенное имя: мне рассказывали о вашем милосердии и бескорыстии, о том, как вы помогали бедным людям, попавшим в беду или несчастье. Я мог лишь сетовать на мою несчастную судьбу за то, что не имел случая оказать должные почести столь уважаемому человеку. Сегодня же самому небу угодно было, чтобы желание моего сердца исполнилось и мы встретились.
– За какие же добродетели вы оказываете такой незаслуженный почет мне, скромному человеку? – спросил Сун Цзян.
– Почетный брат мой, – сказал Янь Шунь, – помощь и покровительство героям и честным людям прославили вас по всей стране, ваше имя произносят с глубоким уважением. Горный стан в Ляншаньбо стал так силен, что слава о нем идет по всей нашей земле. И люди говорят, что эту славу стан приобрел благодаря вам. Но скажите, откуда вы идете и почему вы оказались здесь в одиночестве?
И Сун Цзян подробно рассказал о том, как спас Чао Гая, убил Янь По-си, а потом бежал, как жил у сановника Чай Цзиня и у старого Куна и как решил отправиться в крепость Цинфын – к начальнику крепости Хуа Юну. Слушавшие его предводители были рады встрече с Сун Цзяном и тут же распорядились принести для него одежду. Они приказали зарезать овец и лошадей и пировали до рассвета, а затем велели младшим разбойникам устроить Сун Цзяна на ночлег. На следующий день утром Сун Цзян рассказал им все, что с ним приключилось по дороге, а также о замечательном подвиге У Суна. Узнав об этом, предводители даже ногами затопали от досады:
– Ну и не везет же нам! Как было бы хорошо, если бы он пришел сюда! Жаль, что он отправился в Эрлуншань.
Мы не будем рассказывать здесь в подробностях о том, как Сун Цзян прожил около недели в стане на горе Цинфын, и о том, как за ним там ухаживали, угощая лучшим вином и разными яствами.
Шли первые дни последней луны года, время, когда население Шаньдуна совершало жертвоприношения на могилах своих предков. И вот однажды дозорные пришли с подножия горы и доложили:
– На большой дороге показался паланкин в сопровождении нескольких человек. Носильщики несут две корзины с изготовленными из бумаги жертвоприношениями, чтобы сжечь их на могилах.
Ван Коротколапый Тигр был очень похотлив и сразу же подумал про себя: «В паланкине, несомненно, женщина».
Он отобрал с полсотни удальцов и приготовился спуститься с горы. Несмотря на все старания, Сун Цзян и Янь Шунь не могли удержать его. Ван взял свое оружие и, ударив в гонг, стал спускаться с горы. Сун Цзян, Янь Шунь и Чжэн Тянь-шоу остались в стане и продолжали пить вино. Прошло часов пять, когда наконец один из дозорных, ходивший на разведку, явился с донесением:
– Отряд спустился до половины горы, и охранники разбежались! Предводитель захватил женщину, которую несли в паланкине. Никакой добычи, кроме серебряной курильницы, нет. – Куда же отнесли женщину? – спросил Янь Шунь.
– Он приказал отнести ее в свое помещение, – ответил дозорный.
Услышав это, Янь Шунь громко расхохотался, а Сун Цзян заметил:
– Оказывается, брат Ван падок до женщин. Удальцу это чести не делает.
– Женщины – это его единственная слабость, – сказал Янь Шунь. – А так во всех делах он впереди.
– Прошу вас обоих, пойдемте со мной и уговорим его оставить женщину в покое, – сказал Сун Цзян.
Янь Шунь и Чжэн Тянь-шоу повели Сун Цзяна на другую сторону горы, в помещение Вана. Когда они, толкнув дверь, вошли к нему, Ван обнимал женщину и о чем-то уговаривал ее. Увидев вошедших атаманов и Сун Цзяна, он поспешно вскочил на ноги и пригласил их сесть. А Сун Цзян, взглянув на женщину, спросил:
– Откуда вы, почтенная сударыня, и что за важное дело заставило вас отправиться из дому в такое время?
Женщина, превозмогая стыд, выступила вперед и, отвесив низкий поклон, сказала:
– Ваша покорная служанка – жена начальника крепости Цинфын. Здесь похоронена моя мать, и вот я решила совершить жертвоприношение на ее могиле, захватила
