Табак сделал колонию жизнеспособной, но климат по-прежнему убивал приехавших сюда англичан: из пятнадцати тысяч человек, приплывших в Виргинию с 1607 по 1622 год, выжило всего две тысячи. Число индейцев уменьшалось из-за войн с колонистами и распространения незнакомых болезней, завезенных из Европы. В конечном счете оказалось, что рабочую силу может обеспечить только ввоз черных рабов. В колонии еще до упоминания о первом корабле, доставившем негров в 1619 году, были чернокожие: голландский военный «продал нам двадцать черномазых». В следующие несколько десятилетий в списках белых слуг и наряду с такими списками в документах колонии упоминаются и черные рабы, обычно без имени и даже без даты прибытия: эти упущения очень важны, потому что позволяют отличить от рабов слуг, у которых существовал определенный срок службы, определявшийся размером долга. До 1660-х годов число рабов оставалось небольшим, потому что постоянно прибывали бедняки-мигранты из Англии, которые могли выполнять ту же работу и стоили примерно вдвое дешевле африканского раба. Однако и использовать белых бедняков оказалось дорого — среди вновь прибывших был очень высок уровень смертности: вместо двух рабов приходилось нанимать четверых белых. С 1650 до 1674 год прибыло сорок пять тысяч работников. К этому времени здесь было, вероятно, не больше трех тысяч черных рабов. Однако позже соотношение начало быстро меняться на противоположное[1089].
Скоро определенную роль в виргинском обществе начали играть свободные черные, но обычно это были освобожденные рабы, а не слуги, отработавшие свой долг. «Антонио Нигро», проданный как раб в 1621 году, в 1650 превратился в свободного человека Энтони Джонсона, у него была черная жена, собственные рабы и двести пятьдесят акров земли. Фрэнсис Пэйн купил ему свободу за 1650 фунтов табака[1090]. Другие черные не принимали свободу от белых, они убегали в леса и создали там мини-Африку. В 1672 году банда таких маронов[1091] вызвала такой страх, что белым по закону разрешено было охотиться на них и убивать без предупреждения; это даже поощрялось. В 1676 году колонию сотрясали восстание белых фермеров-бедняков и страх перед мятежом негров, которые могли заключить в союз с голландцами. В 1691 году черный партизан по имени Минго возглавлял целый отряд, охотившийся за едой и оружием[1092].
Мир, созданный рабами
Как следствие, отдельные части Виргинии больше напоминали «новую Африку», чем «новую Европу». Но в Новом Свете в целом атлантическая цивилизация, постепенно оформившаяся в XVIII веке, была подлинно, распознаваемо атлантической — перемещенной через океан с африканского берега в той же степени, что и с европейского. Это была уже не просто европейская — атлантическая цивилизация, потому что, хотя и родилась в Европе, большая часть составлявших ее людей — человеческий фактор цивилизации — пришла из Африки.
Юг Виргинии, как и южная часть Бразилии, был преимущественно миром черных и в начале XVIII века воспринималась как «вторая Гвинея»[1093]. Другие общие особенности виргинского образца также повторялись на большей части атлантического побережья Америки, в том числе на островах Карибского моря и в южных районах бразильской Сьерра-ду-Мар: новые виды растений, рассчитанных на широкомасштабный экспорт, система плантаций; следствием везде был расчет на черных рабов. Количественное преобладание черных среди заатлантических колонистов было подавляющим: в среднем свыше семидесяти процентов мигрантов, перевезенных между 1520 и 1820 годами, были черными[1094]. Из всех массовых миграций, происходивших в период развития океанских коммуникаций, самым массовым стало переселение из Африки в Америку. Более того, на всем атлантическом побережье Америки культура, завезенная африканцами, оставалась африканской, и присутствие европейских хозяев или соседей лишь незначительно влияло на нее, если влияло вообще[1095].
В этот период большинство рабских общин Америки не воспроизводились естественным путем по причинам, которые нам еще не совсем ясны, но в их числе явно было и бесчеловечное обращение, какому подвергались рабы. Англиканский священник Морган Годвин, «защитник негров», осуждал крайности, свидетелем которых был в 1660-е и 1670-е годы в Виргинии и на Барбадосе: плантаторы видели в неграх вьючных животных; они противились крещению рабов, потому что по обычаю рабов-христиан полагалось через пять лет освобождать[1096]; они держали рабов голодными и успешно уничтожали младенцев, не позволяя матерям кормить их. Среди наказаний числились избиения, отрезание ушей и оскопление[1097]. Иезуитский пророк и придворный проповедник Антонио де Виейра, чья бабушка была мулаткой, сравнивал страдания рабов в Бразилии с крестными муками Христа; но его благожелательный совет сводился к терпению, а не к освобождению — за исключением освобождения сознания:
Христос сносил всевозможные жестокости, вы тоже. Но если вы терпеливо перенесете кандалы, заключение, избиения, раны и презрительные клички, то он вознаградит вас как мучеников… Служа хозяину, служите ему не как человек служит другому человеку, а как человек служит Богу. Тогда вы будете служить не как рабы, а как свободные люди, и повиноваться будете не как рабы, а как сыновья[1098].
