— Полиция, полиция... Соблюдение общественного порядка. Общественного, общественного... Участок, участок... — Доккор-тут опустил книгу и уставился на меня одним глаз. — Желаете купить землю?
Рыба взял меня за плечо.
— Дай-ка, я попробую. — Она поманил Доккор-тута пальцем. — Иди сюда.
Доккор-тут нажал кнопку. Крышка конторки распахнулась, и он вывалился в образовавшийся проем, чтобы последовать за Рыбой к двери. Я замыкал шествие. Из двери Рыба показал пальцем на регулировщика.
— Полиция!
Доккор-тут прицелился одним глазом в Рыбу.
— Земля рядом с полицией?
Рыба покачал головой.
— Веди нас к полицейской шишке. Доккор-тут опять справился со своей книгой.
— Шишка... Соцветие и плод хвойных и некоторых других... Бугорок, округлая... Твердый шарик на конце... Рыба отнял у него книгу.
— Лучше я. — Найдя нужное определение, он показал его Доккор-туту. — Важный, влиятельный человек. Начальник, понял?
И так далее. Недоразумения при переводе легли в основу таких обменов репликами в повести «Враг мой», как, например, этот.
... Нас в любую минуту могло снести с отмели.
— Джерри, ты напрасно так насторожился из-за этой железки, сам знаешь.
— Сурда. — Голос драка звучал покаянно, а то и жалостливо.
— Эсс?
— Эсс ех «сурда»?
Джерри помолчал.
— Дэвидж не знает не уверен что это нет?
Я отмел нагромождение отрицаний.
— Ты имеешь в виду «возможно», «может быть», «не исключено»?
— Аэ, возможноможетбытьнеисключено. Дракский флот корабли иркмаан имеет. До война покупать, после война захватить. Железка возможноможетбытьнеисключено драк-ская.
— Значит, если на большом острове есть секретная база, сурда она дракская?
— Возможноможетбытьнеисключено, Дэвидж.
А вот мои пометки к другому замыслу (нереализованному), повлиявшему потом на «Враг мой». Тут важно отметить, что я никогда не отвергаю с ходу никаких идей, как бы дурно они ни пахли. Таким образом, мне удается обуздывать свой критицизм, способный засушить все, что появится в непосредственной близости. В итоге кое-что все-таки выживает, потому и появился на свет «Враг мой». Неприятное в том, что мои файлы переполнены всякой ерундой, что сильно смутит любого, кто после моего ухода в мир иной сядет за биографию Барри Б. Лонгиера. Очень может быть, что биография выйдет под названием «Не могу поверить, что он написал всю эту чушь!».
Снова я уклонился от темы.
Вот что я пометил на тему о языке, когда приступал к сочинению очередного сюжета.
Без заглавия
Начать повествование по-английски, вставляя инопланетные словечки и выражения, пока читатель не освоится с языком инопланетян до такой степени, чтобы последний абзац текста можно было полностью написать по-инопланетному.
Первый шаг — изобретение чужого языка. При своей чуждости он должен быть простым для усвоения — ведь читателю предстоит без напряжения понять написанный на нем последний абзац истории. [Я разработал грамматику, орфографию, произношение, словарь примерно на триста слов. Получился гибрид испанского, японского, иврита и вульгарной латыни. ]
Придумать ситуацию, оправдывающую применение чужого языка. Один персонаж должен учиться языку у другого; во всяком случае, читателю придется кое-что усвоить.
Общая семантика учит, что некоторые термины («семантические пустоты») как будто обозначают некие аспекты реальности (имеют смысл), но в действительности бессмысленны (не имеют реальных аналогов): «справедливость», «социализм», «разумный», «права» и многое другое. Теория гласит, что если двое, говорящие на разных языках, не понимающие друг друга и отказывающиеся от попыток понять чужой язык, изобретут для общения третий язык, то они не смогут болтать о «справедливости» или «социализме».
Скажем, показывает один на камень и называет его «блуг». Другой соглашается, после чего при произнесении слова «блуг» оба понимают, о чем речь. Но на что, спрашивается, указать, чтобы прийти к пониманию насчет «справедливости»?
Что получится, если переговорщики, отряженные разными политическими силами (людьми и инопланетянами), не будут иметь возможности прибегнуть к переводу и по необходимости станут изобретать особый язык? Преодолев технические трудности, они продолжат усилия, пока не наткнутся на проблему, во-первых, чреватую серьезной опасностью, а во-вторых, не подлежащую своевременному устранению. Значит, невозможность обратиться к услугам переводчиков (людей или приборов) должна быть достоверно обоснована.
Предположим, стороны чрезвычайно подозрительны, а условия переговоров таковы, что команда переговорщиков не может включать второстепенных лиц. Тогда переводчики (люди и инопланетяне) работают на расстоянии — например, обслуживают переговоры, ведущиеся на борту «шаттла», с корабля-матки. И вдруг — диверсия! Корабль взрывается, маленький «шаттл» с ограниченными запасами топлива и всего необходимого остается один в космосе. На борту только главы делегаций: инопланетяне трех разных рас и англоязычный человек. Им приходится сотрудничать ради выживания, а для этого надо прийти к взаимопониманию. Первые попытки...
А теперь приглядимся к персонажам. Начнем с человека. Передряга должна кое-чему его научить, так что пусть он будет сперва высокомерным дипломатом, приверженцем трескучих фраз. Чему он научится? Необходимость братства всех разумных существ, «все мы в одной лодке» — устаревшие словеса [это стало главной темой во «Враг мой»]. Теория: 99 процентов всех религий, этических кодексов, идеологий, моральных постулатов, концепций правильного и дурного опираются на трескучие фразы, семантические пустоты. Если за ними нет всеми признанной реальности, то словеса повисают в воздухе. Да, тут есть чему поучиться...
Каким образом дипломату, а вместе с ним и читателю будет преподан урок? Принцип «семантических пустот» требует объяснения. Вводим еще одно действующее лицо — переводчик при переговорщике-землянине, циник, всю жизнь учивший языки и наблюдавший, как их используют в различных переговорах в недобрых целях. Беседа дипломата и переводчика перед посадкой переговорщиков в «шаттл». Дипломат разглагольствует о «службе на благо человечества», а переводчик отвечает, что наелся этого добра досыта, и объясняет почему. Дипломат не соглашается и переходит на «шаттл».
Каков предмет переговоров? Первый тур дает ответ на этот вопрос. Территориальные споры, война, экономическое соперничество; напыщенные заявления сторон, лишенные смысла. Читатель владеет только английским, значит, он будет воспринимать происходящее глазами дипломата-землянина.
И тут — взрыв. От корабля-матки ничего не остается, действующие лица лишены способов общения. Как им быть? Они дипломаты, а не вундеркинды, способные смастерить из булавок и жевательной резинки суперкомпьютер или универсальный чип-переводчик. Их инструменты — слова, причем звонкие и бессмысленные; они ненавидят друг друга. Закон вероятности не позволяет им уповать на постороннее вмешательство, остается рассчитывать на себя. Первое условие спасения — хотя бы немного взаимного доверия. После этого можно указывать на предметы и давать им имена.
