Словно Магомет, побывавший на 77 небесах и узнавший все свои жизни за краткое мгновение пока падал кувшин омовения, Фома за один миг увидел свою жизнь как бесконечную череду повторений, смысл или бессмысленность которых надо было понять или отринуть, чтобы выпасть из этого порочного круга. Чтобы понять, надо было снова пережить собственные мытарства, чтобы отринуть, достаточно было закрыть глаза. И он очень хотел закрыть их, но не мог, что-то гораздо сильнее его не давало ему сделать это, и эта нежность была внутри… и снаружи.
Стало ясно, что назначенный отдых отменяется, не то чтобы он его не заслужил или наоборот, заслужил его отмену, просто это стало ненужным. Он сделал выбор. Он оказался в длинном кольцевом тоннеле, который вынес его в совершенно пустое место.
Там был разговор… его обрывки роем кружили вокруг его покоя.
— … еще один шанс, пусть начнет сначала, он сам сделал этот выбор…
— … вспомнит ли он, что должен вспомнить, чтобы остаться в живых?..
— … разгадка уже была в его руках…
— … еще раз? Вам мало, что он своими зигзагами создал еще одну туманность?..
— … если он не вспомнит, ему не будет покоя уже нигде…
И Фоме было сказано, что он снова зайдет во все почтовые отделения своей судьбы и получит все ее счета и иски. Он конечно был возмущен, но с какой-то особенной, тихой и неизъяснимой отрадой, когда ему показали картины будущих мытарств. Это было похоже на изощренное издевательство, впрочем, как все предсказания, но он купался в эйфории. С начала времен всякого рода Пифии и Сивиллы таким образом морочили голову всем, кто впадал в соблазн узнать будущее.
«Но я-то не впадал!..» — «Впадешь…» — успокаивали его.
Фома чувствовал, что требовать большего будет верхом неуважения к кайфу, в котором здесь пребывают. Пусть он ничего не спрашивал, но ведь и ему толком ничего не ответили ни про загадки, ни про разгадки — какие могут быть претензии? Все остались при своих, это такая традиция древняя. Он сделал мысленный реверанс за отсутствие хотя бы боли и попросил таких плавных переходов и впредь. Будет тебе и переходов, и впредь будет, сказали ему.
— Итак, еще раз! — хлопнул кто-то одной ладонью, и пустое место пропало так же внезапно и тотально, как и появилось.
Фому молниеносно протащило по белому тоннелю в обратном направлении, и он почувствовал, что его неумолимо засасывает во всеобщее движение, словно в пылесборник пылесоса — цветной, прозрачный, но такой же душный..
Вой над ареной стоял невообразимый. Появление нового зрителя в верхних рядах цирка в таком ажиотаже прошло незамеченным, только сосед оглянулся недоуменно (только что край скамьи был пуст!) и тут же отвернулся привлеченный новым взрывом криков и проклятий. Бой был в самом разгаре, ставки достигли пика, от жары и шума закладывало уши, раек трещал. Свободных мест не было, вновь прибывший сел на единственное не занятое место.
Внизу, на песчаной арене разыгрывалась нешуточная схватка. Доктор с самого верха галерки наблюдал, как какой-то верзила гоняет по кругу его закадычного приятеля — рыцаря Белого ключа, Фому Невероятного, след которого по едва заметной турбулентности он отыскал в Открытом мире, после очередного столкновения с дырой. След привел его сюда, в какую-то богом забытую провинцию Ассоциации.
Оба противника были вооружены как гладиаторы: легкий панцирь, небольшой круглый щит, меч, трезубец, сеть и каска. То что один из них был его коллегой-сайтером говорили только рыжие пряди, выбивающиеся из-под помятого шлема, да громкая брань, комментирующая действия противника и зрителей.
Фома был с мечом, его противник с трезубцем и сетью. Мрачное удовлетворение сияло на лице верзилы, под шлемом с широкими боковыми отводами, закрывающими часть шеи. Он снова и снова настигал Фому и долбил трезубцем в маленький щит так, что казалось следующий удар будет последним. Вот только с сетью молодчик обращался не так ловко и умело, как оружием, и Фома успевал либо ускользнуть от нее, либо провести контрприем. Впрочем, чаще он просто убегал. Высокий дощатый забор, окружавший арену был уже вдоль и поперек истоптан сандалиями Фомы, улепетывающего от своего могучего противника по его вертикали на манер мотоциклиста в цирке. В такие моменты он и комментировал действия противника, а также тех зрителей, головы которых, высовывались в окошечки, проделанные в этом заборе.
Из всего этого можно было заключить, что сил у Фомы еще много и можно не торопиться его спасать, хотя все равно придется, почему-то был уверен Доктор. Но как и когда Фома успел за то короткое время, что прошло с момента встречи с дырой, ввязаться в поединок да еще и вооружить против себя практически всех зрителей? Хотя, время штука хитрая и обладает не только ёмкостью, но и произвольным вектором. Доктор приготовился ждать, а если удастся и развлечься. Судя по ажиотажу тотализатор здесь процветал.
— Какие ставки? — спросил он у соседа.
— Десять к одному против рыжего. Вон там… Нос.
Сосед кивнул на сидящего чуть ниже, в проходе между балконами и ярусами грузного делягу с неуловимыми глазами и крючковатым носом, который говорил о хозяине все. Возле него было суетно и шумно, подходили и отходили люди, крутились какие-то шныри и прощелыги отвратного вида, всем находилось дело.
«Нос» оценивающе пронзил Доктора острым взглядом, когда тот поставил золотой на рыжего, но ставку, несмотря на то, что она была слишком крупной, принял. Покусав и зачем-то понюхав монету, он бросил ее в бездонный карман засаленного «бухарского» халата и выдал Доктору клочок бумаги с непонятными закорючками…
Арена дружно ахнула, Фома снова вырвался из-под сети, которая казалось уже накрыла его. Доктор вернулся на место и пока Фома описывал круги по забору (заметно снизив темп, отметил Доктор), осмотрелся.
Цирк представлял собой круглый дощатый сарай диаметром около двадцати метров и высотой около десяти. Пологий конус крыши с дырой посредине для вентиляции и света. Три яруса балконов нависали над ареной, вокруг которой были еще стоячие и сидячие места наподобие амфитеатра. Несколько групп толпилось возле отверстий
