Или умрем пытаясь.
Толпа взорвалась одобрением. Слова Помпея задевали нужные струны – и даже напряженность, нависавшая над головой Агриппы все последние дни, словно немного развеялась.
Воодушевленный реакцией, Помпей продолжал:
- Вы все знаете, о чем я говорю. Мы все, каждый из нас, испытали на себе несправедливость, беззаконие, порой почти звериную жестокость… - заглушая его слова, бывшие рабы внизу разразились аплодисментами, а проскрибированные встретили его слова ликующими улыбками.
Иногда Антоний заходил слишком далеко. Иногда и Август заходил слишком далеко.
Дождавшись, пока бурная реакция стихнет, Помпей продолжил:
- Каждый из нас был лишен того, что ему причитается по праву. Должностей, славы, друзей, свободы, здоровья, некоторые даже жизни. Никто из них не забыт. Ничто из содеянного не забыто. Если наши противники думали, что мы слишком слабы для того, чтобы представлять им настоящую угрозу – пусть боги предоставят им шанс подумать еще раз и осознать, потому что я дарить им такую привилегию не собираюсь!
Слова снова утонули в одобрительном гуле толпы. На мгновение на лице Помпея промелькнула довольная усмешка, видная только тем, кто был здесь – на возвышении, рядом с ним, но она быстро пропала, уступив место суровой решительности.
Небольшая победа, но именно из таких, как из маленьких кирпичиков, складывалась большая.
Триумф из сна снова стоял перед глазами – и сейчас Агриппа практически верил в то, что это было ничто иное, как видение будущего.
Сходка закончилась – и началась рутина. Погрузка грузовых кораблей, последние проверки личного состава легионов.
Агенобарб покинул их первым – и через несколько дней прислал короткую весточку о том, что блокада Италии со стороны Адриатики установлена. Это значило только одно – им предстояло выступать в ближайшие дни.
Весь план строился на неожиданности, и любое промедление грозило стать смертельным.
В полном обмундировании, Агриппа стоял рядом с Помпеем на причале. Груженые корабли уходили в море и постепенно превращались в маленькие, едва различимые точки.
- Что будем делать дальше? – вопрос невольно сорвался с губ, Агриппа даже сперва не понял, что именно он его задал.
Довольно улыбающийся Помпей пожал плечами:
- Воевать.
- Нет, - Агриппа помотал головой, - Я имею ввиду после.
Помпей обернулся и внимательно посмотрел на него. От былого веселья в его взгляде не осталось и следа.
- Агриппа, - начал он, - Я не хочу планировать настолько далеко. Это попросту опасно. Вон, то сенатское дурачье в лагере у отца так бежало вперед, что даже успело составить проскрипционные списки – и чем все закончилось[1]?
Агриппа сглотнул. Обычно Помпей не вспоминал той войны, - во всяком случае, не в его присутствии, - и разница между их опытом и лагерями не была столь очевидной. Сейчас же нескольких слов хватило, чтобы Агриппа почувствовал себя чужим и ненужным.
Заметив его замешательство, Помпей улыбнулся. Тепло, но в его взгляде все равно сохранялся холод:
- Агриппа, мне плевать на них. На Катона, на Сципиона[2], на все это мерзкое болото, - он с отвращением сплюнул, - Они не дали отцу победить. Они бездарно упустили свой собственный шанс. Они – единственная причина, по которой смерть моего отца до сих пор не была отмщена. Я их презираю. Мне плевать что с ними стало. Но мы не должны допустить их ошибок.
Они не могли допустить их ошибок. Помпей заранее позаботился обо всем – и в его ближайшем окружении не было никого, кроме вольноотпущенников его отца – и Агриппы с Меценатом.
Видимо, они были расценены как подбитые всадники и признаны безопасными.
На правду обижаться не стоило – но все равно было немного неприятно.
Запыхавшийся Метиох прервал этот неспешный философский разговор своим возбуждением. Прорвавшись сквозь слои оцепления, он подбежал к Помпею, на ходу крича:
- Магн! Магн, Скрибон сбежал!
Проскользив по мокрой от морских брызг брусчатке, он остановился перед Помпеем.
- …сбежал… - выдохнул он, пытаясь восстановить дыхание.
В голове у Агриппы тут же пронеслись тысячи вариантов – и проблем, и решений, и решений, которые влекли за собой проблемы, но все слова застряли в горле, когда Помпей бросил короткое:
- И что?
Агриппа замер, как идиот – с открытым ртом и назидательно поднятым вверх пальцем.
Новость ни на йоту не побеспокоила абсолютно спокойного Помпея.
- Это его выбор, и я его уважаю, - прокомментировал он, заметив общее замешательство. Ни единой эмоции не читалось на его словно высеченном из мрамора лице, - Но и относиться к нему теперь иначе, чем как к врагу, я более не обязан. Скрибония[3] меня поймет.
В последней фразе звучало столько уверенности, что Агриппа не решился вставить свои пять ассов.
- Если ты сделал выбор – будь добр, неси за него ответственность, - Помпей смотрел поверх головы Метиоха, на водную гладь, и обращался словно бы ко всем, и ни к кому конкретно, - Если ты сделал выбор, будь добр – иди до конца, а не проси рабов заколоть тебя, как только что-то пошло не так[4], - желчь, горечь и обида сочились со слов Помпея. Его ладони превратились в кулаки, и он твердо добавил, - Если до того дойдет, враг возьмет победу только из моих холодных рук, и никак иначе.
Странный и неуместный момент откровенности, но такой подход нравился Агриппе куда больше. Такой подход был… Честнее. И к себе – и к другим.
То, чего ему не хватало все эти годы за ширмой из лжи и лжи.
Ауспиции и жертвоприношения вторили странному сну – и были невероятно благоприятными. Таких Агриппа не видел за всю свою жизнь – но надеялся, что только такими они будут и впредь.
Видимо, это ночное видение, которое видели все, действительно было знаком.
Они отправлялись на север. Короткая остановка на Сардинии, чтобы подобрать последние легионы – и молниеносный бросок в Кампанию.
Мягкий морской бриз трепал волосы на голове. На ясном небе не было ни единой тучки. Даже погода была на их стороне – и ни у кого больше не оставалось никаких сомнений, на кого сделали ставку боги в этой войне.
Но Агриппа не был бы Агриппой, если бы даже в этом благолепии не нашел подвоха
- Ты уверен в Агенобарбе? – сказал он Помпею.
Так уверенный в том, что расслабляться и заранее праздновать победу не стоит еще каких-то несколько дней назад, сейчас тот топтался по тем же граблям, что и отец – и тема будущих проскрипций
