— У меня японская душа, — негромко говорил Николас. — Вам надо почувствовать мое “ва”, чтобы понять это. Для Сато-сан оказалось нетрудным принять меня, подружиться со мной.
— У Сато-сан было немало дурных привычек, — проворчал Нанги и тут же склонил голову до столешницы. Ему стало ужасно стыдно. — Простите меня, Линнер-сан, — произнес он свистящим шепотом, полным боли и отвращения к себе. — Вы заслуживаете благодарности за то, что сделали для защиты моего “кэйрэцу” и сохранения “Тэндзи”. Чем я могу отблагодарить вас?
— Я искренне сожалею, что вы не можете пойти мне навстречу! — Николас с огорченным видом поднялся со своего места. — Обещание было дано вашим другом. Я не стану настаивать на том, что оно связывает вас.
— Линнер-сан! — Спина Нанги напряглась. — Прошу вас, сядьте! — Николас не пошевелился. — Я вас умоляю: не добавляйте позора, который я уже навлек на свою голову. Если вы сейчас уйдете, я никогда не смогу вернуть себе потерянное лицо.
Николас снова сел.
— У меня вовсе нет желания вас позорить, — мягко возразил он, памятуя все, что рассказывал Сато об этом человеке.
— Любая договоренность, которую вы имели с Сэйити-сан, сохраняет силу. Он и я — одно и то же. Я сдержу его слово. — Нанги провел рукой по глазам. — Понимаете, я был воспитан в духе канрёдо и всегда ненавидел иностранцев, как болезнь.
— Некоторые — а может, большинство — таковыми и являются, — заметил Николас.
Нанги посмотрел на него с любопытством.
— По правде говоря, я никогда не давал себе труда понять вас. Я видел то, что хотел видеть. — Он снова потупил глаза. — И мне не понравилось то, как быстро вы сошлись с моим другом.
— Он не стал меньше любить вас после этого, это очевидно. — Николас поднял чашку. — Если вы не против, давайте вместе зажжем благовония на могиле Сэйити-сан.
— Да, — сказал Нанги, уже не стараясь скрыть печаль в своем голосе. — За ушедших друзей, потерянных и чтимых во все дни нашей жизни!
Они выпили.
— А что у-син? — спросил Нанги.
— Угрозы у-син больше не существует. Вам теперь нечего бояться. Дочь вице-министра Симады замолкла навеки, ее поглотила земля. Она так и не отомстила до конца.
Нанги-сан прошептал в совершенном изумлении:
— У Симады-сан была дочь? Я знал только о двух сыновьях, погибших за границей в авиакатастрофе. Кто же была ее мать?
— Таю ойран из Ёсивары.
— О Боже! — Веко на здоровом глазу Нанги задергалось. — Я припоминаю информацию, что собирал на него. Там было упоминание о некой куртизанке. Но чтобы она родила ему ребенка!
— Боюсь, дело обстоит еще хуже.
— Что такое?
— Дочерью Симады-сан была Акико Офуда Сато.
— О Мадонна! Нет! Это невозможно! — Он вытер пот с лица. — И Сэйити-сан знал это?
— Нет.
— Слава тебе, Господи! Она, должно быть, все рассчитала — ухаживание, свадьбу. Как Сэйити-сан любил ее! — Он поглядел на свои дрожащие руки, удивляясь, насколько он потерял над собой контроль. Потом взглянул на Николаса. — Так ее уже нет, вы сказали?
Николас кивнул.
— Ее засыпало землей недавнего землетрясения.
— Ведь она могла все уничтожить. Все!
— Она была близка к этому, — подтвердил Николас.
— Не только русские и американцы интересуются “Тэндзи”, — сказал Нанги, помолчав. — Теперь, когда мы с вами партнеры, я обязан рассказать вам, зачем я летал в Гонконг. Я намеренно не говорил об этом Сэйити до вылета, потому что не мог знать заранее, какой будет результат, и мне не хотелось его волновать.
Николас слушал интригующий рассказ Нанги со все большим интересом.
— Я одержал полную победу, — заключил Нанги. Николас помолчал, переваривая услышанное. Наконец он произнес:
— Мне непонятно одно.
— О чем вы, Линнер-сан?
— Есть ли у Ло Вана какая-нибудь причина скрывать от вас свои истинные мотивы?
Нанги покачал головой.
— Нет. Это привело бы к потере им лица. Он умолял меня выдать ему секрет “Тэндзи”.
— Я думаю, нам надо сделать это.
— Что? — взорвался Нанги. — И это после всего того, что вы сказали? Вы, должно быть, сошли с ума!
— Я ведь не говорю, что прямо сейчас. Через тридцать дней “Тэндзи” вовсю заработает, потечет нефть, и тогда ничто не сможет нас остановить. Скажите Ло Вану, что он получит то, что хочет, но не теперь, а через месяц.
— Но ведь это же будет предательство!
— Вы полагаете, что будет лучше, если русские возьмутся за руки с Китаем? В каком тогда положении окажется, по-вашему, Япония? Не уверен, что Америка сможет нас спасти! — Он развел руками. — Как вы не понимаете этого, Нанги-сан? Только поддерживая эту группировку, мы можем быть уверены, что Россия и Китай не объединятся, а вы завоюете для себя опорный пункт в Пекине, в Запретном Городе. Группа Ло Вана нам будет обязана многим. Настанет такой момент, когда им придется вернуть этот долг. А цену диктовать уже будем мы.
— Но это же китайцы! — не соглашался Нанги. — Они же коммунисты!
— Они восточные люди, как и мы.
Николас взял завернутый в шелк сверток и положил на стол.
— А это — вам, — проговорил он. — В свете сегодняшней дискуссии, я полагаю, это будет к месту.
Здоровый глаз Нанги широко раскрылся, и он вновь низко склонил свой лоб, коснувшись черной столешницы.
Осторожно развернув шелк, он увидел коробку из покрытой лаком древесины самшита. Нанги открыл крышку, и его изборожденное временем лицо разгладилось прямо на глазах. С необычайной нежностью он опустил руку вовнутрь и вынул две чашки, изготовленные из самого тонкого полупрозрачного фарфора.
— Династия Тан, — выдохнул Нанги. Он видел, как чашечки наполняются светом, и вспомнил оба-тяма. — Большое спасибо, Линнер-сан. — У него просто не было слов. Перед ним был его новый партнер и, возможно, друг. Все шло к этому. — Ваше предложение будет изучено! — По его губам скользнуло подобие улыбки. — Я целиком и полностью приветствую конструктивные переговоры, ведущие к созданию Восточного альянса!
Медленно, как волны начинающегося прилива, к Нанги возвращалось чувство душевного равновесия, которым он был наделен всегда, но которое почти совсем покинуло его с известием о гибели Сэйити. Бессознательно он цеплялся за него, как синегубая купальщица за свое платье. Понадобилось время, чтобы он пришел к выводу, что это своего рода чудо произошло потому, что он позволил себе довериться другой душе. Готаро, оба-тяма, Макита, Сэйити. И вот сейчас Николас Линнер. В крайнем волнении он почувствовал, как внутри него заработал мощный мотор, как восстанавливается утраченный ритм.
