— С тобой все в порядке, Марк? Тебе что-нибудь нужно? — прожужжал сиплый голос Эми. — Я весь день дома. Звони мне.
— Марк? — спросил следующий звонивший. — Это Скотт. Позвони мне, как только сможешь.
Марк тут же набрал номер «Вольюмза».
— У тебя какие-нибудь новости? — выпалил он, как только его соединили. Одна из версий Скотта была, что Марчеллу похитили с целью выкупа, и от каждого собеседника он ожидал, когда с ним заговорят о выкупе.
— Нет. Ничего, — ответил Скотт. — А что ты поделываешь? Держишься? У нас еще целая сумка почты для Марчеллы. Хочешь, чтобы я прислал ее тебе или пусть у нас пока полежит?
— Пусть полежит, — сказал Марк, сразу угасая. — Я как-нибудь на днях зайду. Ты только затем мне и звонил?
— Нет, хотел узнать у тебя, что ты знаешь об автобиографии, над которой работала твоя мать, — объяснил Скотт. — Она должна быть уже готова, работу Марчелла начала несколько месяцев назад. Может быть, рукопись у нее в кабинете, а может, она взяла ее с собой в дорогу, когда поехала навестить тебя?
Марк пожал плечами:
— Это так важно? У нее в кабинете полно бумаг. Думаю, я мог бы просмотреть их… если… — Он замолчал.
— Точно! Отлично! — В голосе Скотта слышалось некоторое смущение, и Марк догадался, что тот вынюхивает насчет еще одной книги Марчеллы Балдуччи-Уинтон, чтобы издать ее, пока интерес к Марчелле растет. — Я просто думал, что мне следовало рассказать тебе об этом, — начал было оправдываться Скотт. — Ведь очевидно, что большая часть книги посвящена тебе и твоей сестре. Я предложил ей рассказать, что значит быть матерью двух знаменитостей.
— Ясно, — откликнулся Марк.
— Она диктовала ее, — пояснил Скотт. — На диктофон.
— Да? Ну, спасибо, что сказал мне об этом. Пока, Скотт.
— Марк! Если все же мы можем что-нибудь сделать… — предложил Скотт.
— Конечно. Спасибо. Пока. — И Марк быстро повесил трубку.
Кассеты он обнаружил на ее рабочем столе, аккуратно сложенные, без заглавий, но зато пронумерованные. Все, что он мог, это прослушать их одну за другой по своему плейеру или через стереосистему в спальне. Он предпочел плейер, потому что тот создавал жутковатую иллюзию, будто его мама разговаривает с ним прямо изнутри его самого.
— «Жертва», — произнес ее голос. — Автобиография Марчеллы Балдуччи-Уинтон. Книга, о которой ты просил меня, Скотт.
К двум часам ночи он закончил прослушивать последнюю кассету. Потом он просмотрел ее записи в Рождество, стараясь понять ее состояние духа. Теперь он знал все, что только можно было, о женщине, которая была его матерью, о своем детстве, о своем отце, о том, как он рос. И гораздо больше о сексуальной жизни матери, чем ему хотелось бы знать.
Он отправился на кухню, чтобы выпить стакан вина, голова у него внезапно прояснилась. У него было такое ощущение, будто он целый день провел с матерью, слушая, как она изливается в своих сомнениях, надеждах, страхах и целях своей жизни. Сексуальные признания шокировали его, но он не мог и не хотел судить, не хотел иметь к ним отношения, потому что он еще ни разу в жизни не знал тех потребностей, которые она столь детально изобразила. В двадцать лет он еще не знал женщины! Позднее развитие.
Он в задумчивости прошел в гостиную. Действительно ли она намеревалась когда-нибудь издать это? Представить его как сына женщины, предающейся в руки ласкающих ее в темноте незнакомцев, как будто она принадлежала каждому уличному гуляке, каждому, кто, как и она, жаждал физического удовлетворения? Он знал, что должен быть разгневан и разочарован, но вместо того восхищался ею. В конце концов, ею двигали страсть и мужество идти вперед, и она получала то, чего добивалась. Он понимал ее теперь так хорошо, понимал, как получилось, что он стал неотъемлемой частью ее жизни, столь зависимым от нее. Потому что она зависела от него! И в этом новом понимании их жизней он нашел некое утешение для себя, уже не чувствовал себя так пристыженно и больше понимал, почему он вдруг спрятал ее письма. Это было подлое, коварное предательство, но он сделал это, чтобы выжить. Это был последний вдох тонущего человека.
Он сел за рояль. Руки его легли на клавиатуру. Он не играл с тех пор, как вернулся из Болоньи. Пальцы его казались тугими, немузыкальными. Ему меньше всего хотелось сейчас играть, но он заставил себя исполнить всю «Бергамскую сюиту» Дебюсси, любимую пьесу его матери, вспоминая, как горд он бывал, когда она просила сыграть ей после того, как она приняла ванну; как он поглядывал на ее прелестный профиль, когда она закрывала глаза, слушая.
Печаль всколыхнулась в нем.
— Пожалуйста, — шептал он, и слезы бежали по его лицу, — пожалуйста…
Кого он просил? Он и сам не знал. Какую-то высшую силу? Всех богов разом? Если чего-нибудь очень хочется, это непременно исполнится, часто говорила она ему. Нужно сосредоточиться и подумать об этом, и возникнет какая-то неодолимая сила. Что-то вроде глупой песенки Эстер «Что-то сбудется», которую Кол на «бис» исполнял в «Карлайле».
Она заставила его поверить, что он обладает этой высшей силой. Он использовал ее для воздействия на слушателей, для выступления на концертах, для пения в «Карлайле». Теперь он должен был собрать всю свою таинственную энергию, чтобы заставить богов помочь ему, чтобы что-то случилось, чтобы что-то «сбылось»!
Если эта мечта исполнится, если она вернется, он освободит ее от своих себялюбивых желаний и наконец из ребенка превратится в мужчину, мужчину, которым она сможет гордиться.
Он опустился на колени возле рояля и попытался молиться. Поначалу это казалось смешным ему самому, но постепенно он собрал всю свою силу и вложил ее в молитву. Он простоял на коленях около получаса, ноги его затекли, когда ему показалось, что зазвонил телефон. Потом он догадался, что он действительно звонит. Он с трудом поднялся на ноги и побрел на звонок, поднял трубку. Было три часа утра.
— Да? — спросил он.
В трубке слышалось потрескивание и разряды. Потом он услышал мужской голос.
— Слушай внимательно, Марк, — произнес кто-то. — Это Санти. Ты не должен ничего говорить ни своим друзьям, ни полиции, никому, ты понимаешь? Твоя мама жива.
Марк напряженно сидел в самолете, летящем в Мадрид, и, глядя невидящими глазами в раскрытый журнал, вспоминал телефонный разговор.
— Я смогу поговорить с ней? — спросил он у Санти.
— Боюсь, что это невозможно, — ответил он. — Ей не очень хорошо. Ты нам здесь нужен. Я поместил ее в надежном месте, за ней наблюдают. Ты все поймешь сам, когда приедешь.
У него все внутри задрожало от восторга и предчувствий. Он никому не сообщил, куда направляется, только оставил записки для Кола и Эми, что будет отсутствовать несколько дней.
В Мадриде он пересел на другой самолет, предварительно позвонив по телефону, который для него оставил Санти. Никогда перелеты не казались ему такими длительными. Когда самолет наконец приземлился на аэродроме в Пальме, Марк первым ринулся к выходу. Он почти пробежал через паспортный контроль и таможню, благо у него и была-то всего одна сумка. За стойками он увидел толпу ожидающих и тут же узнал Санти. Когда он подскочил к Санти, чтобы обнять его, то получил такой удар в челюсть, что кувырком полетел на землю.
