И это неизвестные ему деревья! Похоже, долину защищало заклинание. Даже снег лишь кое-где падал на землю. Спуск становился все более крутым. Фальрах хватался за корни, стараясь не наступать на предательский мох. Эльф с удивлением заметил, что многие деревья не сбросили листву, несмотря на то что зима была в самом разгаре. На отдельных растениях были цветы и плоды одновременно, словно все сезоны слились воедино.
Густые кроны изменили свет зимнего дня. Он казался зеленым. Подобно стрелам пронзал он лесные сумерки, выхватывая из темноты только крохотные пятнышки. В воздухе витал тяжелый запах прелой листвы. Мимо Фальраха на серебристых крыльях промчалась стрекоза.
Только сейчас эльф заметил, что перестал мерзнуть. Это странное место не терпело зимы. Чуть впереди на склоне возвышался монолит. Один-единственный стоящий вертикально камень более четырех шагов в высоту. Лучи, пронзавшие листву, окутывали его холодным серым сиянием.
Эмерелль остановилась перед монолитом. Склонилась, и голова ее коснулась покрытого бороздами камня. Эльфийка застыла неподвижно. Губы неслышно шевелились.
— Чего ты хочешь, свергнутая королева?
Фальрах обуздал рефлекс и не схватился за меч. Он не мог сказать, откуда пришел голос. Нервно обернулся, вгляделся в сумерки. Меж переплетенных корней поднимался туман.
Несмотря на то что здесь, в глубине леса, совершенно не было ветра, дымка двигалась плавными спиралями, как будто это были не мелкие капли воды, а что-то наполненное жизнью.
— Я ищу Мелвина, сына Сильвины.
— Он больше не один из нас. Он решил покинуть этот мир.
Теперь туман подполз к ногам Фальраха. Меж деревьев появились призрачные фигуры. Эльф нервно сжал и разжал кулаки. Мауравани слыли капризными и жестокими существами. Даже по отношению к эльфам.
— Куда он ушел?
— Зачем нам говорить тебе? — Голос все еще доносился, казалось, отовсюду и из ниоткуда одновременно. Понять, кто из призрачных воинов говорит, было нельзя.
— Затем, что он отведет меня на вершину Головы Альва.
Фальрах закрыл глаза. Что за аргументация! Над лесом повисла тишина. Теперь туман поднялся до колен.
— Он предпочитает укрываться под юбкой своей женщины, а не завоевывать свободу в сражении с троллями. Почему ты думаешь, что он отведет тебя на Голову Альва? Зачем ему это?
Чтобы обрести смерть вместе с тобой?..
— Я пообещаю, что там он встретится со своим отцом.
Я знаю, как мучит его то, что он не мог с ним поговорить. Он пойдет со мной.
— Его отец мертв. Как они смогут встретиться на вершине горы?
— Мы отыщем там альвов, — произнесла Эмерелль с уверенностью, от которой растерялся даже Фальрах.
Слова газалы могли означать все, что угодно. Трактовать их так было чистой воды отсебятиной.
Одна из фигур-теней выступила вперед. Эльфийка, раскрасившая лицо красно-коричневым соком куста динко. Волосы ее были зачесаны назад и заплетены в тугую косу. На ней была потертая охотничья одежда. Глаза холодного светло-голубого цвета, радужку окружал тонкий черный ободок…
«Волчьи глаза», — подумал Фальрах.
— Мой сын живет в горах неподалеку от человеческого поселения Фирнстайн, — сказала она. — И пусть он наконец обретет покой. Если он попытается подняться на Голову Альва, то о нем не будут помнить как о мауравани, бежавшем от сражения с троллями.
Фальрах не поверил ушам. Собственная мать предает сына!
Они сумасшедшие, эти мауравани! Вне всякого сомнения, безумцы все до единого!
— Что нужно здесь тебе, Олловейн?
На Голову Альва он с Эмерелль не пойдет. Он принес себя в жертву, чтобы защитить ее от огненного дыхания дракона; в этом был смысл. Но поиск альвов… Она гоняется за призраками. Поскольку маураванам, очевидно, нравится помогать умалишенным, он должен действовать как идиот.
— Я ищу союзников, которые помогут свергнуть короля троллей и вернуть Альвенмарк эльфам.
— Почему у тебя получится то, что не получилось у нас за более чем одиннадцать лет?
— Потому что до сих пор у вас не было предводителя, который превратил бы ваши слабости в силу.
Осенний вечер
Кабецан сидел на стуле с мягкой обивкой на террасе своего дворца и смотрел на виноградники. Подобно трудолюбивым муравьям ползали по склонам рабочие. Хорошее выдалось лето в этом году. Много солнца, да и дождя тоже. Лето, которое принесло крепкие, сладкие ягоды винограда. Будет превосходное вино.
На коленях у короля лежала тяжелая шкура медведя. Он подставил лицо солнцу, наслаждаясь теплом осеннего вечера.
Давно уже он не чувствовал себя настолько хорошо. Но взгляд на лицо Балдуина позволял предположить, что продлится это недолго. Кроме гофмейстера здесь присутствовал и Танкрет.
Однако Кабецан был уверен, что за ними наблюдают по меньшей мере из дюжины окон.
— Ну, выкладывай уже, Балдуин. Какие дурные вести ты принес?
— Покушение на белого рыцаря провалилось. Убийца считался очень способным. Поговаривают, будто сам Тьюред отвратил смертоносный удар от рыцаря. Благодаря нашему плану воин Господа в очередной раз стал героем. Мишеля Сарти любят, как никогда прежде.
— Твои симпатии тоже на его стороне, или я ошибаюсь?
Балдуин позволил себе улыбнуться.
— Вынужден признать, что с удовольствием встретился бы с этим молодым человеком.
— И сразу же посоветовал посягнуть на трон?
— Повелитель, я не…
— Я знаю, что ты обо мне думаешь. Сохрани мои уши от своей лжи! Значит, друснийцы не смогли уничтожить его стрелами. Твой убийца не сумел скосить этого чудесного рыцаря косой. Судя по всему, нам придется пойти иным путем.
Похоже, для стали этот человек неуязвим. Давайте его отравим! Я хочу, чтобы ты послал к нему эту девушку… — Король раздраженно щелкнул пальцами. В последнее время его все чаще подводила память. Он увидел перед собой лицо маленькой шлюхи. — Ну, ты понял… Девушку, которая была в Искендрии.
— Элодию?
— Да, именно ее я и имел в виду! Кстати, ты еще пишешь письма от имени ее покойного брата?
— Нет, вот уже больше года. Мое последнее письмо к ней было написано от имени жены, которой никогда не было у ее брата. Я сообщил ей, что он умер от чумы.
Кабецан не поверил своим ушам.
— Что? Как ты мог?! Это же подорвет ее боевой дух! Надо было спросить меня, проклятый старый дурак! И о чем ты только думал?
Балдуин входил в число тех немногих людей, которые осмеливались выдержать взгляд Кабецана, когда тот входил в раж.
— Я не мог больше лгать девушке. В Друсне ей пришлось несладко. Она едва не осталась там.
