Во время пребывания в Байё он начал новый роман – «Арденнский викарий» – и предложил сестре и зятю сотрудничество в работе над этой весьма экстравагантной историей, в которой эротизм перемешан с религиозностью. Ему казалось, что втроем у них получится быстрее, а прибыль потом поделят. Ведь нет ничего более естественного, чем сочинять всей семьей. Уезжая, он оставил рукопись сестре и ее мужу, чтобы они дописали несколько глав, в соответствии с набросанным Оноре и одобренным ими планом. Сам же отправился в Вильпаризи, где в нетерпении его ожидала госпожа де Берни.
В пути он размышлял о своем романе и по прибытии в Париж заключил договор с издателем и книготорговцем Шарлем-Александром Полле. По контракту ему полагалось две тысячи франков за романы «Столетний старец» и «Арденнский викарий»: шестьсот – «живыми» деньгами, остальное – векселями, сроком на восемь месяцев. Единственная загвоздка была в том, что оба произведения следовало представить к первому октября 1822 года, но и то, и другое были в зачаточном состоянии. Ввиду срочности выполнения работы Бальзак пишет сестре четырнадцатого августа: «Итак, на „Викария“ у нас только сентябрь. Не думаю, что вы сумеете делать по две главы в день каждый, чтобы передать мне его к пятнадцатому сентября, да и тогда у меня останется только две недели на переделку… Обдумайте все хорошенько… Если у вас есть хоть капля жалости ко мне, вы пришлете мне в срок этого чертова „Викария“, если же подозреваете меня во лжи, могу прислать вам договор с Полле, согласно которому должен буду выплатить неустойку, если книга не будет напечатана к ноябрю… Столь тяжелый труд не по силам тебе, Лора. Не думаю, что ты сумеешь писать по шестьдесят страниц в день».
Несмотря на настойчивые просьбы брата, Лора не спешила отправлять драгоценный пакет. Оноре, чтобы скрасить пребывание в родительском доме, читал близким другой роман, привезенный им из Байё, – «Ванн-Клор, или Бледноликая Джейн». К счастью, на этот раз текст матери понравился, она даже процедила сквозь зубы несколько похвал. Вообще Шарлотта-Лора стала мягче с тех пор, как возник умирающий богатый племянник: семья жила планами на будущее. Владелец дома, который они теперь арендовали, кузен госпожи Бальзак Антуан Саламбье продал его своему брату Шарлю, а тот решил увеличить плату до невероятных пятисот франков. Для Вильпаризи это было чересчур! К тому же госпожа Бальзак мечтала вновь обосноваться в Париже, в любимом Марэ. Она даже нашла вполне подходящее прибежище на улице Руа-Доре, где и у Оноре была бы своя комната. Но Эдуар Малюс был нетранспортабелен, и надо было ждать последнего его вздоха, чтобы переехать. Впрочем, язык его почти совсем почернел, пульс с каждым днем становился слабее, он ел только устрицы и пил молоко, так не могло продолжаться долго, оставалось потерпеть совсем немного. На фоне этого молодого полутрупа, для развлечения занимавшегося вышиванием, Бернар-Франсуа, несмотря на солидный возраст, был вызывающе здоров. Бабуля, как всегда, вздыхала о своих недугах. Братец Анри удивлял глупостями. А госпожа Бальзак, непрестанно жалующаяся на все и вся, то и дело отлучалась в Париж, где готовила возвращение семейства в столицу. Каждый день Оноре интересовался на почте, не пришел ли «Викарий», за которого ему не терпелось приняться, и без конца обращался к сестре, описывая попутно умонастроения Бальзаков: «Эдуар почти в могиле, бабуля болеет, матушка пребывает в страшном возбуждении и ездит в Париж, отец, как всегда, здоров, Луиза – подслушивает, Луи – глуп, Анри – проказничает, сам я не занимаюсь ничем…. „Викарий“! „Викарий!“ „Викарий!“… Я должен над ним работать».
В письме нет ничего о госпоже де Берни, хотя та занимает все его мысли. Еще несколько недель назад он говорил о спасительной разлуке, но стоило увидеть ее, как страсть вновь завладела им. «Чем дольше мы вместе, тем больше достоинств я нахожу в тебе, – поверяет ей молодой человек четвертого октября 1822 года. – Признаюсь, Лора, что „освящение скамьи“, этот праздник любви, которая, нам казалось, вот-вот угаснет, вновь зажег ее, и я далек от того, чтобы видеть наш чудный уголок могилой, напротив, он кажется мне алтарем». Оноре уверен, что любит ее сильнее с тех пор, как согласился на абсурдную высылку в Байё. Но чувствовала ли она все то же, что он, во время их разлуки? Ему хотелось бы не сомневаться в этом, сам же клянется возлюбленной, что благодаря расставанию обрел душевный контакт с женщиной, о которой мог лишь мечтать. Вдали от нее научился наслаждаться воспоминаниями столь же сильно, сколь и реальными событиями.
Бальзак не в силах скрыть свои чувства от близких, мать жалуется в письмах к дочери в Байё, что сын уходит в полдень, возвращается в пять часов, снова уходит и возвращается в десять вечера; Эдуар очень плох, а ее оставляют с ним одну; Оноре не замечает, насколько бестактен, дважды в день бывая у госпожи де Берни, не чувствует, что его хотят «околпачить». «Я хотела бы оказаться за сотни лье от Вильпаризи. Он не пишет ни строчки. А ему осталось всего страниц двадцать, чтобы завершить „Столетнего старца“. В голове у него только одно, он не видит, что, слишком уж предаваясь этому, однажды устанет, но поведение твоего брата лишает его всякого рассудка».
Тем не менее она не могла не признать, что, растрачивая себя на любовные дела, Оноре работает как каторжный: «Викарий» наконец-то у него, он спешит. «Ему надо работать, отрываясь лишь на короткий отдых, – сообщает госпожа Бальзак Лоре. – Его „Викарий“ – лучшее из написанного им, надеюсь, ты будешь им довольна… Я нахожу в нем много случайных слов, повторы в описании старика, но он ни от чего не хочет отказываться».
С «Викария» Бальзак переключается на «Столетнего старца». Его не пугает необходимость писать сразу два романа, напротив, испытывает определенное волнение, перескакивая с одного сюжета на другой. Мать довольна его прилежанием, хотя все еще не верит, что подобного рода деятельность может принести сыну доход. Его же волнуют только деньги: материальная озабоченность присуща всем Бальзакам. Молодой Эдуар Малюс, кашель которого разрывает душу, живой тому пример.
Двадцать пятого октября 1822 года после долгой агонии больной вздохнул последний раз. Бальзаки грустят, но чувствуют облегчение. Госпожа мать будет щедро вознаграждена за свою преданность: тридцать тысяч франков в виде ренты, акций и наличных. Она плачет от огорчения и признательности этому бедному мальчику, который воздал ей из могилы. Теперь – в путь, они свободны, у них есть средства. В ноябре семья покидает Вильпаризи и устраивается в Париже, на улице Руа-Доре. Старший сын настоял, что сам будет оплачивать свое пребывание под крышей родительского дома: первого ноября он подписал договор, согласно которому должен платить отцу сто франков в месяц за жилье и еду. «Господин Оноре, – записано в этом документе, – сам будет заботиться об освещении, отоплении, стирке, так как сумма в двенадцать сотен франков пойдет исключительно на еду и аренду жилья».
Уезжая из Вильпаризи, начинающий автор уверяет себя, что теряет любовницу, чьи ласки с некоторых пор значат для него меньше духовной общности, и что теперь начнет настоящее сражение на литературном фронте за известность и богатство.
Глава девятая
Анонимные публикации
Обосновавшись в Париже, Оноре сменил не только место жительства, он отказался от псевдонима лорд Рооне (R’Hoone – анаграмма его имени) ради столь же звучного: в ноябре 1822 года Полле один за другим опубликовал «Арденнского викария» и «Столетнего старца, или Двух Беренгельдов», вышедших из-под пера «бакалавра изящной словесности» Ораса де Сент-Обена.
