Во славу Божью
Можно только удивляться, почему Мошко решил узаконить свои давние отношения с православной церковью, когда ему уже было за 80. Если его жена умерла в 1844 г. а не в 1834 г., как указывают некоторые документы, тогда его решение легко объяснить. Мирьям была правоверной еврейкой, и Мошко не хотел ее обижать. Как бы он ни презирал своих традиционно мыслящих соплеменников, с женой он прожил больше полувека. В письме Николаю I Бланк разъяснил, что давно желал обратиться, но пока была жива жена, он не хотел оскорбить ее в лучших чувствах и не мог себе позволить креститься. Если это объяснение правдиво, значит, Бланк считал себя гордым православным подданным великой империи, а не низкопробным местечковым евреем, значительно раньше своего формального крещения. Как бы там ни было, теперь Мошко мог свободно и самостоятельно принимать решения. В сентябре 1844 г. он обратился с просьбой о причащении Святых тайн к волынскому приходскому священнику Анатолию. Мошко писал, что не разделяет представлений Талмуда о пришествии Мессии, что он слабого здоровья и что беспокоится о спасении души.
Слова Мошко о слабом здоровье не требуют пояснений, но упоминание им Мессии озадачивает. Мошко четко объяснил, что именно его не устраивало в Талмуде. Дескать, по Талмуду, Мессия придет, когда все евреи будут либо праведниками, либо грешниками. Мошко знал, что эта талмудическая якобы версия пришествия Мессии была одной из нескольких десятков метафор, описывающих мессианские времена и разбросанных в массе своей по длиннющей 11-й главе Трактата «Сангедрин» Вавилонского Талмуда, по еврейской средневековой гомилетике, по мидрашам и по собраниям популярных раввинских сочинений.
Мошко не мог не знать, что представление о приходе Мессии, которое он выдавал за главенствующую концепцию в Талмуде, не было ни каноническим, ни центральным и не имело никакого прямого касательства к основным иудейским практикам и верованиям. Такое представление о Мессии отсутствовало среди 613 заповедей, предписанных религиозному иудею. Мошко, таким образом, и здесь соврал. Но он учитывал, кому адресована его просьба. Расставляя акценты нужным ему образом, Мошко особо отметил, что он разошелся с иудаизмом именно по тому вопросу, который был основным для христианства: Мессия. Вероятно, он знал или слышал, что именно этот вопрос был ключевым моментом миссионерских усилий католической церкви, бродячих проповедников Западной Европы, воинствующих христианских орденов и «Комитета опекунства израильских христиан», основанного в царской России в 1816 г. с одобрения и при поддержке благочестивого Александра I.
Любопытно, что еще до своего обращения в православие Мошко расходился с иудаизмом как христианин, а не как еврей. 31 декабря 1844 г. Мошкина мечта осуществилась: он был окрещен, принял Святое причастие, обратился в православие и стал Дмитрием Ивановичем Бланком. В его Свидетельстве о крещении указано, что на момент крещения ему исполнилось 86 лет, и он был отцом Александра, 40 лет, и Любови, 46 лет.[43] Его крестным отцом стал уездный волынский топограф генерал-майор Иван Яковлев, а крестной матерью Ольга Савицкая, жена местного титулярного советника. Мошко выбрал для себя имя Дмитрий, скорее всего, для соответствия полученному при крещении его сыном Александром (Израилем) отчеству, который стал Александром Дмитриевичем (сын Дмитрия, по крестному отцу). Таким образом, в 1844 г. Мошко Бланк родился заново в ипостаси Дмитрия Бланка.
Пару месяцев спустя Мошко решил в очередной раз утвердиться в своем качестве наиверноподданнейшего слуги Его Императорского Величества, с благоговением приобщившегося к официальной религии. Пришло время, сообразил Мошко, дать царю дельный совет, как преобразовать евреев в России. Правда, мешала одна загвоздка: Мошко умел читать на идише и по-русски, он мог разобрать древнееврейский текст по молитвеннику, но вся его грамотность лежала в сфере устной, тогда как он совершенно не умел писать на этих языках — обстоятельство, характерное для абсолютного большинства евреев черты оседлости. Поэтому Мошко поручил кому-то весьма расторопному изложить его мысли на бумаге. Этот неизвестный нам писарь, отлично владевший и идишем, и древнееврейским, украсил идишский текст письма цветистыми оборотами раввинистической литературы.
В письме Бланка мы найдем такие элементы раввинистической риторики, как особое благословение правителя-нееврея или акроним «Да возвеличится слава Его», появляющийся аккурат после каждого упоминания имени царствующей особы. Писарь также вставил библейскую цитату: бе-хукотейхем аль-телеху — «и по установлениям их не ходите» (Лев. 18:3), дабы нагляднее передать неприязненное отношение Мошко к тому, как евреи обращаются с христианами.
В свою очередь Мошко щедро рассыпал по тексту письма русские слова, понятия и выражения, которые в устном идише играли роль отсылок к официальной культуре. Мошко нашел отличный способ языковыми средствами подчеркнуть свою лояльность режиму и веру в успех еврейской ассимиляции. Он называл приказания царя указами, школы — школами, церковь — церковью, молитвы за правительство — молебнами, медицинское образование — медицинской наукой, человека лояльного — верноподданным, причем это последнее слово появляется в письме 4 раза в разных вариантах. И хотя текст записывал для Мошко под диктовку кто-то другой, мы все же отчетливо слышим в этом письме голос самого Мошко — льстивый голос подхалима, заискивающего перед властью.[44]
Мошкино письмо отправилось из Житомира в Киев, затем из Киева в Санкт-Петербург; оно прошло через руки Ивана Каменского, житомирского губернатора; Ивана Фундуклея, генерал-губернатора Киевской, Подольской и Волынской губерний; графа Орлова, начальника Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Последний поручил начальнику штаба Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенанту Леонтию Дубельту перевести письмо с идиша — и затем высшие государственные сановники смогут ознакомиться с предложениями Мошко Бланка. Поскольку Бланк так и не получил из Санкт-Петербурга никаких откликов на его, как ему казалось, эпохальные идеи по вопросу реформирования еврейства России, год спустя он отправил царю новое письмо. С небольшими вариациями он повторил свои основные положения и добавил в конце, что опасается, как бы евреи не воспрепятствовали тому, чтобы его письмо дошло до Его величества. В 1846 г. министр внутренних дел России граф Лев Перовский показал переведенное письмо Бланка Николаю I. Николай письмо «читать изволил», оставил на нем одобрительную пометку ногтем, как он это делал по своему обыкновению, и приказал переслать в Еврейский комитет, совещательный орган по вопросам правительственной политики относительно евреев.[45]
