Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
В смерти Дмитрия Борис Годунов, фактически правивший государством при царе Федоре Иоанновиче, обвинил самоё царицу и ее братьев. Марию Нагую насильно постригли и отослали в «место пусто» – на Белоозеро. Царицыных братьев заточили в тюрьму. Холопов казнили, а сотни угличан отправили в пожизненную ссылку в Сибирь.
Самозванец начал с того, что распорядился о возвращении Марии Нагой в Москву со всей пышностью, соответствующей сану царицы. До ее возвращения он отложил и собственную коронацию: москвичи должны были убедиться в подлинности его царского происхождения. Сохранилось предание о том, что «напред» был послан к ссыльной царице постельничий Семен Шапкин, которому предстояло убедить Нагую в необходимости признать Самозванца, причем перед угрозой расправы. Инокиня не могла не отступить.
Вряд ли в этом случае речь могла идти о расправе. Мария Нагая радостно приняла привезенную весть. В середине июля поезд с царицей достиг подмосковного села Тайнинского. Первым от лица нового царя ее приветствовал племянник Шуйских Михайла Скопин-Шуйский. А спустя два дня туда прибыл сам Самозванец под охраной польского отряда и в сопровождении бояр.
Встречу матери и сына устроили не в путевом дворце, а под открытым небом, на виду у множества заранее оповещенного народа. Народ, по свидетельству очевидцев, рыдал, видя слезы и радость Дмитрия и его матери.
Сцена продолжалась около четверти часа, после чего сын бережно посадил родительницу в экипаж. Сам Дмитрий некоторое время шел около кареты пешком с непокрытой головой. Вскоре весь огромный поезд остановился на ночлег, и только 18 июля Мария Нагая под колокольный звон прибыла в Москву. Сын ехал верхом подле кареты через запруженную народом Красную площадь. После благодарственного молебна в Успенском соборе была роздана нищим щедрая милостыня, а царственная пара вступила во дворец.
Впрочем, местом пребывания царицы был назначен по ее же воле Вознесенский монастырь, куда Самозванец стал ежедневно «для беседы» приезжать. Его коронация состоялась через три дня после возвращения в Москву Марии Нагой. Торжество было обставлено с невероятной даже для Москвы пышностью. Не говоря об убранстве дворца, путь от него в Успенский собор через площадь был застелен золототканым бархатом. У алтаря Самозванец еще раз повторил рассказ о чудесном спасении царевича Дмитрия. Затем патриарх Игнатий надел на него венец Ивана Грозного, а бояре вручили скипетр и державу.
Но даже этого Самозванцу показалось мало. Он распорядился короновать себя дважды: после Успенского собора еще и в Архангельском – у гробов всех предков, а затем поклонился праху покоившихся здесь же, в приделе, Нагих.
Вознесенский монастырь становится официальной резиденцией вдовствующей царицы-матери. Именно сюда, к будущей свекрови, прибывает и царская невеста Марина Мнишек.
С поразившей воображение москвичей пышностью был обставлен сам по себе приезд Марины. Когда поезд невесты в богатейших каретах стал приближаться к Красной площади, собранные здесь музыканты «во множестве» ударили в литавры и барабаны и начали трубить в трубы. Этот гром не умолкал, пока невеста не остановилась перед воротами Вознесенского монастыря. Здесь произошла ее встреча с царицей, а во внутренних помещениях и с женихом.
Пять дней Марина не покидала монастыря, и можно только строить домыслы о том, как она проводила время. В описании Н. М. Карамзина это выглядело так. «Доброжелатели сего безрассудного хотели уверить благочестивых Россиян, что Марина в уединенных недоступных кельях учится нашему закону и постится, готовясь к крещению. В первый день она действительно казалась постницею, ибо ничего не ела, гнушаясь русскими яствами; но жених, узнав о том, прислал к ней в монастырь поваров отца ее, коим дали ключи от царских запасов, и которые начали готовить там обеды, ужины совсем не монастырские. Марина имела при себе одну служанку, никуда не выходила из келий, не ездила даже к отцу; но ежедневно видела страстного Лжедмитрия, сидела с ним наедине, или была увеселяема музыкой, пляскою и песнями духовными. Расстрига вводил скоморохов в обитель тишины и набожности, как бы ругаясь над святым местом и саном инокинь непорочных. Москва сведала о том с „омерзением“. Правда, подробность о скоморохах не находит подтверждения в свидетельствах очевидцев. После торжественного бракосочетания и венчания на царство теперь уже Марина Юрьевна, по титулу царица Всея Руси, перешла жить во дворец.
Мария Нагая не принимает участия в дворцовой жизни Самозванца. Только после его гибели толпа вызывает ее на крыльцо для опознания изуродованного тела: «Точно ли убитый сын ее?» Ответ царицы почему-то до сих пор не привлек внимания историков: своей двусмысленностью: «Об этом надобно было спросить, когда он был жив, а теперь он уже не мой».
Не менее примечательно, что никто не обвиняет царицу в лжесвидетельстве, не высылает из Москвы, не ведет розыска. Нагая продолжает жить в Вознесенском монастыре до своей кончины в 1608 году. И хоронят ее, вопреки установившемуся обычаю, не в том же монастыре, а в виде исключения в Архангельском соборе. В подвалах собора находится могильная плита с надписью: «Преставися раба божия царица Мария Федоровна всея Руси ивана…» Спустя тридцать лет первый царь из рода Романовых – Михаил Федорович распорядился положить на гроб Марии Нагой богатый покров. Это произошло одновременно с сооружением в соборе над гробницей царевича белокаменной резной сени, литой бронзовой решетки и надгробной серебряной доски с изображением Дмитрия, которую выполнил известный чеканщик Гаврила Евдокимов.
Спустя пять лет после погребения последней супруги Грозного в монастыре поселилась Великая старица, мать новоизбранного царя, в миру Ксения Ивановна Шестова. Небогатая костромская дворянка, привлекшая к себе внимание первого щеголя и жениха Москвы Федора Никитича Романова, Ксения слишком недолго пользовалась семейным счастьем. Дворцовая борьба, приведшая к опале семьи Романовых, лишила ее одновременно мужа, детей и права на мирскую жизнь: она была насильно пострижена.
Только с гибелью Самозванца Великая старица Марфа, как ее станут впоследствии называть, получит возможность жить с сыном, будущим царем Михаилом Федоровичем, в костромском Ипатьевском монастыре, воспитывать его и отстаивать его права. Ее независимый нрав и сильная воля во многом помогли решить вопрос об избрании именно в пользу Михаила.
В ожидании приезда в Москву Великой старицы с сыном бояре распорядились отделать для инокини в Вознесенском монастыре палаты Марии Нагой – «устроить великими покои попрежнему». Царский дворец в это время был полностью разорен, стоял без кровель, полов, дверей и окончин, которые были «истоплены» занимавшими его поляками. Придать жилой вид находившимся в нем покоям былой царицы, супруги Василия Шуйского, в такой короткий срок не представлялось возможным из-за недостатка строительного леса и плотников. Зато оставалось время до холодов привести в порядок жилье недавно преставившейся вдовы Грозного. И любопытное совпадение – Великая старица с царем Михаилом прибыли в Кремль в тот же самый день, что и Марина Мнишек: 2 мая.
К сентябрю покои Великой старицы убрали «суконным нарядом» алым и зеленым, обив все оконницы и двери. Но Великая старица предпочла к декабрю выстроить в монастыре «малую избушку». Дверной прибор здесь обили вишневым сукном, а к октябрю 1614 года сменили на английское лазоревое сукно.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
