– Кларисс… Ты помнишь, кем была до перерождения?
Черные ресницы резко взмыли вверх, тьма, наполнявшая и зрачки, и склеру, словно взорвалась, забурлила.
– Разумеется, помню. Если тебе так интересно, я не была человеком. Я была дэйлор.
Так вот откуда эти иссиня черные волосы, эти тонкие, совершенные черты…
– Я была дочерью одного из глав правящих домов, – тихо продолжила Кларисс, – это было так давно… уже две сотни лет минуло с тех пор, как моим домом стало болото. Но сестра, которая дала мне новую жизнь, сделала это… не спрашивая моего согласия. И я никогда не поступлю так, как она.
– Она… – Миральда закашлялась в попытке извлечь из порванных связок хоть какие-нибудь звуки, – она еще жива? Та, что сделала тебя ночницей?
Кларисс покачала головой.
– Нет. Мы жили тогда в Кайэрских топях, и нас поймали люди. Ее убили сразу, меня… Оставили в живых. И я отправилась бы вслед за сестрой, если бы не одна девушка.
– И эта девушка тоже стала ночницей? – прошептала ведьма, холодея.
Кларисс кивнула.
– Да, моя сестра… Ее убили три ведьмы, недавно появившиеся в здешних местах.
* * *
По прошествии трех дней Миральда смогла самостоятельно подняться с кровати и выйти из плетеного дома болотной ночницы.
Как и предполагала ведьма, хижина стояла на небольшом возвышении, посреди гнилых топей; кости, часть из которых принадлежала детям, были раскиданы по островку, белели среди изумрудной травы. Запах гнили и разложения, по неизвестной причине незаметный внутри дома, здесь был весьма ощутимым.
Стараясь не наступать на кости, Миральда обошла хижину – и остановилась у кривого навеса. Там, на траве, лежал продолговатый кокон серой паутины, формой своей отдаленно напоминающий спящего на спине человека с руками, сложенными на груди. Ведьма осторожно прикоснулась к мягкой поверхности – и тут же отдернула руку: кокон оказался довольно горячим.
– Каким же ты будешь, маленький дэйлор? – невольно пробормотала она.
– Ну, уж маленьким он точно не будет, – раздался голос Кларисс, – вы, люди, совсем не знаете дэйлор. У дэйлор нет детей – только личинки. А из кокона выходят взрослые, вполне способные к самостоятельной жизни особи.
Миральда оглянулась и ощутила, как зашевелились на голове волосы: ночница стояла, непринужденно облокотясь о плетеную стену и неторопливо ела сырое сердце, кусая его, как яблоко, время от времени брызгая темной кровью.
– Зачем ты это делаешь? – выдохнула ведьма, – зачем ты убиваешь?
Кларисс пожала плечами. Неспешно дожевав сердце, вытерла руки о тряпку.
– Странный вопрос, Миральда. Я делаю это потому, что не могу иначе. Такова природа болотных ночниц, и с этим ничего не поделаешь. Даже если бы я очень захотела что-то изменить… Но все дело в том, что я – не хочу. Я такая, какая есть. К слову, разве люди не убивают? Не ради еды, но ради прихоти. Разве не убили они твоих сестер? И разве ты не покончила с целой деревней?
– Я никогда не стану такой, как ты, – только и смогла прошептать ведьма.
– Посмотрим. Я могу ждать очень долго, и, наверное, дождусь.
Миральда посмотрела на кокон.
– Если ты была дэйлор, можешь сказать, когда он… родится?
– Думаю, в начале лета. Это будет большой, сильный мужчина. Скорее всего, воин – маги куда как мельче. Да и мало их рождалось за последние двести лет.
– Я хочу его увидеть, – вздохнула Миральда, – не взирая ни на что…
– Увидишь, – ночница улыбнулась, – здесь ты в полной безопасности.
Помолчав, она окинула Миральду пронизывающим взглядом. И добавила:
– Марес, староста вашей деревни, остался жив. Он и еще несколько мужиков – оказывается они, как и подобает храбрецам, не решились ночевать тогда дома и прятались по кустам в пролеске. И еще… Твои волосы, Миральда…
– Они поседели, – выдохнула ведьма, – я знаю. Они поседели еще в ту ночь. Но разве это так важно?
Ночница пожала плечами.
– Что ж, я рада, что ты не придаешь большого значения таким вещам. Но ты ничего не сказала о том, что будешь делать со старостой.
Миральда вздохнула. Староста Марес… Если бы он захотел, все были бы живы. Но страх и ненависть в его душе оказались сильнее.
– Разве ты не хочешь его убить? – прошелестела ночница, приближаясь, – разве он может жить дальше, когда все не столь виновные погибли?
– Страх за собственную шкуру будет для него лучшим наказанием, – глядя на кокон, пробормотала Миральда, – он будет жить в страхе, шарахаясь от собственной тени. Зная, что жива ведьма, которая хочет его убить.
… Прошел еще один день. Затем еще один. И еще.
Миральда по-прежнему жила в хижине на болоте, вместе с болотной ночницей – существом, наводящим ужас не только на простых крестьян, но и на родовитых магов. Помаленьку Кларисс показала ведьме тайные тропы, ведущие за пределы болота, к твердой земле – и Миральда начала выходить в лес. Хотя бы для того, чтобы собрать ингредиенты для своих заклинаний взамен утраченных. Потом Кларисс принесла ей откуда-то одежду – не очень новую, но добротную куртку, рубаху и штаны. Миральда не стала спрашивать, откуда вещи, молча выстирала их и стала надевать для своих походов вместо платья.
А потом… Одним утром они обнаружили кокон разорванным и пустым.
– Куда же он делся? – просипела Миральда, подозрительно глядя на Кларисс.
Та улыбнулась – мечтательно, почти по-человечески.
– Ушел к себе. Дэйлор, где бы не вышел из кокона, всегда идет на зов своих земель. Такова природа дэйлор, и с этим ничего не поделаешь.
– Тут же болота кругом! – хрипло каркнула Миральда, – надо его найти, быстрее!
– Не бойся. Дэйлор хорошо чувствуют, куда можно идти, а куда нет. Думаю, твой малыш уже на границе Дэйлорона…
Миральда обессилено прислонилась к плетеной стенке. Медленно присела на корточки. Как же так? Она нянчила личинку, потеряла из-за него все – и вот благодарность. Ушел, не соизволил даже попрощаться… На глаза навернулись злые слезы.
И потому она не сразу сообразила, что рука болотной ночницы очень нежно обнимает ее за плечи.
– Не плачь, сестра, – прошептала Кларисс, – что-то мне подсказывает, что ты его еще увидишь.
Похолодев, Миральда оттолкнула нелюдь и вскочила на ноги. Неужто ночница все-таки решилась насильно привести ее к перерождению?!!
Нет. Кларисс поднялась с земли, отряхнула серый подол.
– Глупая, глупая ведьма. Все вы, люди, очень глупые. И злые.
И, одарив Миральду самой чарующей улыбкой, ушла.
* * *
