Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Я так и не пошел к нему. В любом случае я уже опаздывал к месту своего назначения. Раньше я никогда не опаздывал. А сегодня опаздывал, причем больше, чем к тому вынуждали обстоятельства. Я должен был явиться на гребную базу, находившуюся на берегу нижней реки. В Девоне две реки, они разделены маленькой дамбой. По дороге я остановился на пешеходном мостике, перекинутом через дамбу, и посмотрел вниз, на речку Девон, которая бежала мне навстречу между густыми зарослями сосен и берез.
Как всегда, когда смотрел на эту сверкающую речку, я вспомнил Финеаса. Не то дерево и несчастье, а один из его любимых трюков: Финеас, словно речной бог, в экстазе балансирует на корме каноэ, стоя на одной ноге; воздетыми вверх руками он как будто призывает воздух поддержать его, лицо его прекрасно, тело – гармония равновесия и непринужденности, мускулы идеально подогнаны один к другому, создавая образ победителя, кожа сияет после купания, тело пари́т между рекой и небом, словно оно преодолело силы земного тяготения, и сто́ит Финеасу чуть-чуть оттолкнуться ногой – он легко поднимется в воздух и зависнет в пространстве, окруженный ореолом летнего великолепия природы и устремленный к небу.
Но вот каноэ едва заметно вздрагивает, тело словно ломается пополам, воздетые руки падают, нога непроизвольно взлетает вверх, и Финеас с оглушительным боевым кличем обрушивается в воду.
Я задержался посреди этого быстро катящегося к закату дня, чтобы вспомнить Финни именно таким, а потом, чувствуя себя освеженным, пошел дальше, к гребной базе на берегу тускло мерцающей под дамбой реки.
Летом мы никогда не ходили на эту, нижнюю реку – Нагуамсет. Она была уродливой, засоленной, с заболоченными берегами и илистым дном, сплошь покрытым водорослями. Несколькими милями дальше она соединялась с океаном, поэтому происходившие в ней процессы зависели от неких невообразимых факторов вроде Гольфстрима, полярных льдов и фаз Луны. Совсем иное дело – пресноводный Девон, текущий по другую сторону дамбы, там мы весело проводили время все лето. Русло Девона определяли хорошо знакомые холмы, удаленные от моря, оно начиналось среди горных ферм и лесов, а в конце пролегало через школьную территорию, за которой, весьма картинно переливаясь через дамбу небольшим водопадом, река вливалась в мутную Нагуамсет.
Девонская школа располагалась в развилке этих рек.
В сыром главном помещении базы Квакенбуш, окруженный толпой гребцов, засек меня своим темным, лишенным всякого выражения глазом сразу, как только я вошел. Квакенбуш был администратором команды, и что-то с ним было не так. Что именно – я не понимал. В круговерти зимних семестров мы никогда не соприкасались, и до меня лишь доходили неприязненные слухи о репутации Квакенбуша. Примечательно, что никто не называл его по имени – я даже не знал, как его зовут, не было у него и клички, пусть хоть даже нелестной.
– Опаздываешь, Форрестер, – сказал он уже вполне мужским голосом. Это был крепкий, мускулистый парень; возможно, его и не любили именно за то, что он повзрослел раньше нас всех.
– Да, прости, меня задержали.
– По-твоему, тебя должен ждать экипаж? – Похоже, он не понял, что это прозвучало смешно. А я понял и хмыкнул.
– Так. Если ты думаешь, что это шутка…
– Я не говорил, что это шутка.
– Мне тут нужна реальная помощь. Наша команда намерена обязательно победить на любительских соревнованиях школ Новой Англии, не будь я Клифф Квакенбуш.
Таким образом заполнив пробел в своих знаниях о Квакенбуше, я был готов приступить к исполнению обязанностей помощника старшего администратора. Официально такой должности не существовало, но при необходимости ее иногда вводили, и ничего общего с синекурой она не имела: куча работы и никаких привилегий. Обычно помощником администратора бывал ученик предпоследнего класса, у которого был шанс на следующий год самому стать администратором, унаследовав соответствующий статус и права. Помощник, уже учившийся в старшем классе, никаких перспектив не имел. И поскольку я, будучи выпускником, претендовал на столь ничтожную должность, Квакенбуш, знавший обо мне не больше, чем я о нем, видимо, решил на мне отыграться.
– Бери полотенца, – скомандовал он, не глядя на меня и указывая на дверь.
– Сколько?
– Откуда я знаю? Возьми сколько-нибудь. Сколько сможешь унести. Видимо, это будет не слишком много.
Такую работу, как моя, обычно выполняли мальчики, имевшие какой-нибудь физический недостаток, потому что в спортивной жизни должны были участвовать все, а это было единственным, что могли делать инвалиды. Наверняка, пока я шел к двери, Квакенбуш смотрел мне вслед: не хромаю ли я. Но я знал, что его тусклые черные глаза мой изъян обнаружить не смогут.
В конце дня, когда мы стояли на плоту перед гребной базой, собрав использованные полотенца, он немного смягчился.
– Ты ведь никогда не занимался греблей. – Разговор он начал ни с того ни с сего, и это не было вопросом. Голос его звучал почти нарочитым басом, как будто он говорил через какую-то трубу.
– Нет, никогда.
– Я два года выступал в команде легковесов. – Он был низкорослым, но крепко сбитым, под облегающей спортивной фуфайкой угадывались крепкие мускулы. – Зимой я занимаюсь борьбой. А ты чем зимой занимаешься?
– Да не знаю, пробую работать администратором еще где-нибудь.
– Ты же в старшем классе учишься?
Он прекрасно и сам это знал.
– Ага.
– Поздновато начинать заниматься администрированием команды, нет?
– Ты считаешь?
– Конечно, черт возьми! – Он вложил в свои слова презрительную убежденность, призванную на корню заглушить во мне любые ростки самоуверенности.
– Ну это не так уж важно, – возразил я.
– Очень важно.
– Я так не думаю.
– Иди ты к свиньям, Форрестер. Кто ты такой, в конце концов, черт возьми?
Я развернулся к нему лицом, мысленно издав стон. Квакенбуш не собирался позволить мне просто автоматически выполнять для него работу. Похоже, нам предстояло сойтись в схватке. И теперь мне было легко понять почему. С первых своих шагов в Девонской школе Квакенбуш столкнулся с неприязнью, с тем, что его походя, равнодушно оскорбляли; из года в год голосуя за лидеров класса и рукоплеща им, он не снискал для себя ничего из того, о чем мечтал. Я не хотел добавлять ему унижения, я даже сочувствовал распиравшему его изнутри и постоянно задеваемому самомнению, которое он уже не в силах был сдерживать, его бешеной заносчивости, которая выплеснулась наружу теперь, при малейшем намеке на несогласие со стороны найденного наконец человека, которого он мог считать ниже себя. Я понимал, что его поведение объяснимо, и не сказанные им слова взбесили меня, а то, что он не имел никакого представления о цыганском лете, об утрате, которую я мучительно старался пережить, о полевых жаворонках, плеске реки и ветерке, несущем цветочные лепестки, что он не видел улиток Чумного и даже не слыхал о хартии Суперсоюза самоубийц; он ни в чем не участвовал, ничего не знал и не чувствовал ничего из того, что знал, чувствовал и придумывал Финеас.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
