Бабушка помедлила мгновенье, потом продолжала:
— Царь поднял меня с колен. «Не надо, не надо, — сказал он. — Я знаю о вашем деле. Как я понял, вы из Архангельска?». И он начал расспрашивать меня о путешествии, об Архангельске, о моей семье. Царь говорил просто, по-доброму, и я поняла, что он такой же человек, как его подданные, у него те же радости, печали, колебания, что и у всех.
Сначала я отвечала коротко, но постепенно все более доверялась царю. Я почувствовала его искренний интерес к нашему городу, где когда-то его знаменитый предок Петр Великий спустил на воду первый морской корабль и вышел на нем в Белое море. Он упомянул наш старинный Соловецкий монастырь.
— Бывали ли вы там?
— О да, Ваше Величество, — отвечала я. — Мы ездим туда почти каждое лето. Он прекрасен. Вашему Величеству нужно обязательно его повидать.
Царь улыбнулся:
— Возможно, когда-нибудь я побываю в ваших местах.
На мгновенье он умолк. А затем, глядя на меня сверху вниз, положил руку мне на плечо и произнес слова, которые навсегда остались в моей памяти и сердце:
— Вашему мужу повезло, что у него такая жена. Возвращайтесь в Архангельск. Я даю вам слово, что у вашего ребенка будет отец. Можете сообщить его матери, что сын ее вернется к ней. Идите с Богом.
Больше он ничего не сказал. Аудиенция была закончена.
На следующее утро, отправив в Архангельск телеграмму с доброй вестью, мы сразу покинули Санкт-Петербург.
Судьба своенравна, но на этот раз она благоприятствовала нам: стояли ясные морозные дни, ни туманов, ни снежных бурь не было. Останавливались мы лишь по необходимости. На почтовых станциях, не теряя времени, меняли лошадей, перекусывали, выпивали горячего чая и трогались дальше. Огромный душевный подъем, чувство выполненного долга подгоняли нас.
Меня, страдавшую в тесноте кибитки на последних днях беременности, поддерживало обещание царя. «Царь обещал — он сдержит слово», — повторяла я про себя эту фразу, словно некое счастливое заклинание. Но вот мама, всегда спокойная и внушавшая всем уверенность, теперь волновалась и нервничала. Ее опытный глаз отметил, что положение ребенка изменилось и роды уже близко.
Степан же весело пел и мастерски правил тройкой, предвкушая хорошую награду за свой труд и скорое возвращение к молодой жене и детишкам. Он терпеливо сносил Аннины команды. «Быстрее, быстрее!» — торопила она. А когда Степан повиновался и кибитку начинало бросать в стороны и бить о заледеневшие сугробы, она же гневно кричала: «Ты что, убить хочешь мою дочь?». Ей невозможно было угодить. Она беспокоилась, когда в жарко натопленных горницах станций мое лицо краснело; она волновалась, когда я мерзла. Сама же я говорила матери раздраженно: «Ну что ты волнуешься, мамушка? Случись что, доедем до деревни и найдем там повитуху, а если уж совсем худо будет, ты знаешь что делать». Мама пугалась еще больше. Перед отъездом из Архангельска она выслушала указания, как поступать в случае внезапных родов. Тогда все казалось просто, но теперь уверенность исчезала, а мысль о том, что дочь рискует жизнью, приводила ее в ужас.
Через семь дней бешеной езды, утром 12 января, тройка добралась до последней перед Архангельском почтовой станции. Там нас встречала целая процессия из друзей и родни. Навстречу двигались сани, запряженные одной, двумя, тремя лошадьми. Слышались смех, песни, кто-то играл на гармошке. Когда сблизились, все сани съехали на обочину и остановились. Воздух огласили громкие крики приветствия. Седоки и извозчики бросали вверх шапки.
Такой вот кавалькадой, под звон бубенцов, музыку и песни, все прибыли на конечную станцию, где ждал великолепный прием в зале, снятом для этой цели Ениным свекром. В своей широкой манере он даже приказал привезти из Архангельска закуски и напитки, и стол получился богатым. Среди смеха и поздравлений Степана и Павла Михайловича по старинному обычаю несколько раз подбросили в воздух и на руках внесли в зал. Успех поездки отмечали празднично — ели, пили, плясали.
Наконец кибитка в сопровождении веселого эскорта отправилась в последний восьмиверстный перегон до Архангельска. Короткий день близился к концу, когда лошади выехали на реку. Зимнее солнце быстро исчезало за темной линией горизонта. В сгущавшихся сумерках усталые лошади и пассажиры заканчивали свое путешествие.
И вот кортеж въехал в ворота и остановился перед парадным крыльцом. Не ожидая помощи и невзирая на свое положение и боль в онемевших суставах, Еня выбралась из кибитки и кое-как поднялась по лестнице. Там уже ждали. В толпе встречающих стояла Амелия с маленькой внучкой. Еня взяла ребенка на руки и прижала к груди.
Дома путников ждала вторая встреча. Пришли все родственники и друзья. Народу набилось столько, что за столом не хватало места. Пришлось принести все стулья из других комнат. Степан и Павел Михайлович по праву возглавляли стол. Это был тоже счастливый, но более сдержанный в чувствах вечер. Проехавшие такую даль были обессилены. Они выглядели страшно изнуренными — запавшие глаза, бледные, похудевшие лица. Но цель, ради которой они мучились, была достигнута. Особенно досталось мужчинам: в дороге они спали урывками, зачастую прямо на облучке, в очередь правили лошадьми на жестоком морозе. Они сделали все возможное, но очень устали, и веселиться уже не было сил.
Понемногу дом опустел. Остались лишь те, кто приехал с ночевкой.
Утром были отданы распоряжения размести дорожку к дальнему углу сада. Баня была вытоплена, медные тазы начищены, небольшие деревянные шайки выскоблены добела. Березовые веники лежали наготове. Еня, мать и бабушка Федосья, в сопровождении молоденькой служанки, прошли через сад и вдоль аллейки заснеженных берез. Раздевшись в предбаннике, они вошли в парную, где их окутало тепло русской бани.
В России мытье без березового веника — не мытье. Вениками охаживают все тело, и кровь быстрее бежит по жилам. Потом обливаются холодной водой, снова хлещутся веником, пока не выйдет вся усталость, растираются мочалкой, обливаются и лежат в истоме на лавке. После бани кипящий самовар, чай с вареньем — полное блаженство. Жизнь кажется краше.
Целую неделю Еня и ее мать были лишены возможности выспаться в постели. Теперь в своей спальне, лежа на тонких простынях, Еня долго не могла уснуть, ей все чудилось монотонное бренчанье бубенцов и покачивание кибитки.
На следующее утро Еня проснулась от болезненного удара в спине.
— Мамушка, — тихо позвала она.
Анна мгновенно проснулась:
— Слава тебе, Господи, вернулись вовремя!
Весь дом пришел в движение. Зажглись лампы, послышались торопливые шаги. Кто-то выскочил во двор разбудить кучера. Сани уехали и вскоре вернулись с повитухой. Затем прибыл доктор.
Схватки длились весь день, и только поздно вечером 13 января родился мой отец. Это произошло раньше, чем ожидали. Ребенок был очень маленький, личико совсем крохотное. Приготовленная одежда оказалась ему слишком велика. Пришлось срочно шить новые крошечные вещички. Много лет спустя бабушка отдала их мне, и я наряжала в них куклу.
