На общественный же транспорт, в отличие от частных компаний, не повлияешь. Если поездка до «Секьюрити-сквер» занимает двадцать пять минут, включая остановки, значит, ровно столько же потребуется и на обратную дорогу. Общественный транспорт эгалитарен – этому слову Санни научилась у отца, и оно ей очень нравилось, так как напоминало фильм «Три мушкетера» с Майклом Йорком в главной роли. После перехода в старшую школу она планировала пересесть на общественный транспорт и пользоваться бесплатными купонами на проезд, которые будут ей ежемесячно выдавать. Чтобы подготовить ее к этому, родители стали отпускать ее одну в центр города, на Говард-стрит, и в крупные торговые центры. Именно так она и пришла к мысли, что может поехать в «Секьюрити-сквер» и никому об этом не сказать. В общем, Санни уже была сыта по горло автобусными остановками.
Но Хизер почти не ездила на автобусах, поэтому взволнованно подскочила с деревянной скамейки, держа в одной руке деньги на проезд, а другой крепко прижимая к себе свою новую сумочку. У Санни тоже была сумочка из отцовского магазина, плетенная в стиле макраме, но они получали все эти вещи не бесплатно, что бы там ни думали их сверстники. Если только это был не подарок, как в случае с сумочкой Хизер, то им приходилось оплачивать полную стоимость покупки, так как отец говорил, что рентабельность и халява – вещи несовместимые. Это слово, «рентабельность», всегда почему-то напоминало Санни о ее уроках машинописи в школе, на которых она получала ужасные оценки. Просто она всегда проваливала задания, когда нужно было печатать на время. Она делала так много ошибок, что, когда время заканчивалось, оставалась с отрицательным счетом. А в целом она печатала очень хорошо.
Санни все задавалась вопросом, зачем родители отправили ее на этот факультативный курс. Возможно, они считали, что в будущем она будет зарабатывать этим на жизнь? В шестом классе, после того как почти всех ее друзей поместили в список «отличников школы Рок-Глен», а она так и оставалась всего лишь «хорошисткой», Санни начала переживать, что все ее будущее пошло под откос, пока она не обращала внимания на уже потерянные возможности, о которых раньше даже и не думала. Когда она была маленькой, дедушка с бабушкой подарили ей набор медсестры, а Хизер получила набор врача. Набор медсестры тогда казался куда лучше, потому что на пластиковой коробке была нарисована симпатичная девочка, а на наборе доктора – мальчик. Из-за этого Санни часто подсмеивалась над сестрой: «Ты мальчик, ты мальчик!» Но, может быть, было бы лучше стать врачом? Или, по крайней мере, говорить людям, что ты могла бы им стать? Отец говорил, что они могут стать кем захотят, но Санни сомневалась, что он действительно в это верил.
Хизер, разумеется, сразу же попадет в список отличников, как только поступит в Рок-Глен в следующем году. Конечно, всякое может быть, но все же Санни была в этом уверена. Ее сестра станет отличницей и со всеми пятерками, скорее всего, пропустит один год и поступит в старшую школу еще в девятом классе вместо десятого. Дело не в том, что Хизер умнее Санни. Мама говорила, что если верить результатам теста на коэффициент интеллекта, то они обе очень умные, почти гении. Просто Хизер хорошо училась. Как какой-нибудь игрок в бейсбол, она понимала, что нужно следовать правилам, тогда как Санни допускала много ошибок, изо всех сил стараясь проявлять изобретательность и отличаться от других.
Пятерки и механическая память – вот те самые ценности, которые исповедовали ее родители, и Санни явно не оправдала их ожиданий, когда не дотянула до отличницы. Не потому ли она так злилась на них все это время? Мама смеялась и говорила, что это просто такой период в ее жизни и что он скоро пройдет, а отец вел с ней по этому поводу длинные дискуссии, но это были «рациональные» дискуссии, которые только еще больше выводили ее из себя. Недавно Санни намеренно начала критиковать политику, самое дорогое для отца, но он по-прежнему оставался невероятно спокойным, разговаривая с ней, как с маленькой девочкой, как с Хизер.
– Если ты хочешь поддержать Джеральда Форда на выборах в следующем году – ради бога, сделай это, – сказал он ей всего несколько недель назад. – Все, чего я прошу, так это чтобы ты приняла взвешенное решение, выяснила его позицию по определенным вопросам.
Санни не собиралась никого поддерживать на выборах. Политика – самая дурацкая вещь в мире. Она со стыдом вспоминала свою страстную речь в поддержку Макговерна, которую толкала в шестом классе на пятничных дебатах. Когда настал день импровизированных выборов, только шесть учеников из двадцати семи проголосовали за Макговерна – на один меньше, чем при первом подсчете голосов.
– Санни меня отговорила, – сказал Лайл Мэлоун, симпатичный самодовольный юноша, когда его попросили объяснить, почему он изменил свое решение. – Я понял, что тот, кто ей так сильно нравится, просто не может быть хорошим.
А вот если бы Хизер выступала за Макговерна, то все в классе проголосовали бы за него. Хизер умела производить впечатление на людей. Им нравилось наблюдать за ней, смешить ее, заслуживать ее одобрение. Даже сейчас водитель автобуса, который обычно кричит на всех, кто замешкается в дверях, казалось, был очарован этой удивленной девочкой, прижимавшей сумочку к груди. «Бросай монетки сюда, милая», – сказал он, и Санни захотела крикнуть: «Не такая уж она и милая!» Но вместо этого она поднялась по ступенькам, вперив взгляд в свои туфли-танкетки, купленные всего две недели назад. Погода была для них не самая подходящая, но ей до смерти хотелось их надеть – и сегодня наконец у нее появилась эта возможность.
Глава 9
На Вудлон-авеню было куда более людно, чем обычно. Что и неудивительно – ведь была суббота перед Пасхой. Толпы людей входили и выходили из парикмахерских и булочных. Иисус ведь не воскреснет без свежих булочек из «Паркер Хаус» и модных стрижек – по крайней мере, так считали эти балтиморцы. В начальной школе сегодня тоже проходил весенний праздник, старомодная ярмарка со сладкой ватой и золотой рыбкой, которые бесплатно доставались тому, кто мог попасть мячиком для пинг-понга в узкое горлышко аквариума. «В этом городе мало что меняется», – подумал Дэйв, вечный чужак своего родного края. Стремясь переехать куда-то в другое место, неважно куда, он объехал весь свет, но в итоге вернулся обратно. Открывая свой магазин, он думал, что сможет привезти в Балтимор целый мир, но Балтимор отказался его принимать. Из всех людей, кто сновал туда-сюда по тротуарам, ни один не остановился поглазеть на его витрину, не говоря уже о том, чтобы войти внутрь.
К тому времени, когда часы над парикмахерской «Пора постричься» пробили три, Дэйв уже не знал, чем себя занять. Если бы он не пообещал забрать Санни и Хизер из молла в пять, то уже свернулся бы и закрыл магазин пораньше. Но вдруг в последнюю минуту придет клиент, клиент с богатым вкусом и кошельком, который захочет купить побольше, и он потеряет этого человека навсегда? Мириам беспрестанно переживала на этот счет. «Стоит всего раз уйти с работы пораньше, – говорила она, – всего один раз, и клиент всей твоей жизни дернет дверь в тот момент, когда она должна быть открыта, и ты потеряешь не только этого клиента, но и сарафанное радио, которым он мог бы для тебя послужить».
