Между тем обстановка в Константинополе становилась всё напряжённее, от императорского дворца к Святой Софии и обратно всё время сновали какие-то тёмные личности, патриарх под предлогом болезни заперся в своих покоях и только и делал, что рассылал во все подвластные митрополии гонцов с письмами. Тем же занимался и Епифаниев настоятель Феодор Студит, при этом и сам Епифаний со дня на день ожидал, что его с важным поручением отправят куда-нибудь за море. И только помощник его, монах Иаков, пользуясь тем, что за библиотекой в эти дни мало кто приглядывал, беззаботно шнырял между шкафами в самых тёмных галереях. Епифаний не давал ему никакого задания, но Иаков и без того знал, что нужно его наставнику.
И вот, на следующий день после того достопамятного Богоявления, когда василевс отказался воздать поклонение священным изображениям на алтарном покрове Святой Софии, чем поверг в ужас весь верный патриарху Никифору клир, — в этот день Иаков принёс Епифанию сильно потёртый пергаменный свиток, хранившийся, по всей видимости, без футляра, в каком-то сыром и зловонном углу.
— Что ты мне принёс, Иаков? — спросил его учитель.
— А это, отче, я нашёл даже не здесь, а в основном собрании, в одной из комнаток, что примыкают к Фомаитскому триклинию… Одним словом, рядом с нужником… Там таких целый ворох, и некоторые как раз об Андрее.
Епифаний тут же выхватил у него этот свиток и начал его разворачивать:
— Так-так-так… Да это как раз те басни, которыми потчевали меня в детстве. Про апостола Матфия, Страну людоедов… А это ещё что такое?
Иаков наклонился к учителю, который подчёркивал ногтем какие-то странные слова:
«Говорят им первосвященники: «Бабубербеф, — то есть ‘проклятые’, — вы нас учите?»»;
«…и сказали ему по-еврейски: «Нафазареф и Бум»»;
«И сказали первосвященники: «Даходореф, самуф (то есть ‘Чудеснейший Иосиф’)»».
— Отче, это действительно еврейский?
— Кто их знает, брат Иаков, этих иудеев, какие они себе языки ни напридумывают, чтобы нас, христиан, совращать… Но ничего подобного не рассказывал мне дядя Григорий. Здесь есть ещё несколько каких-то совсем чудовищных вставок. Вот, смотри сам: о том, как в день субботний младенец Иисус вылепил из глины воробьёв и оживил их; о том, как прыгал Он с другими детьми по крышам, а один из приятелей Его сорвался и разбился насмерть; о том, как отсохла рука у Его учителя, когда тот ударил Его. Это же целый рассадник безумных апокрифов!
Наконец, Епифаний наткнулся на продолжение истории о путешествии апостола Андрея в Страну людоедов. Местами она излагалась здесь так же, как помнил её сам Епифаний со слов дяди Григория. В том, что именно Епифаний помешал ему рассказать об этом путешествии за один приём, дядя Григорий никогда не признавался. Тогда он объяснил свой срыв собственной усталостью и невниманием учеников, которые отвлеклись на бездельников слуг, ибо все мысли ученика должны быть сосредоточены на словах учителя, все его взгляды должны быть обращены на воздетый к небу палец наставника, иначе вся мудрость и красноречие последнего обратятся в прах и пепел.
— Послушайте же продолжение славных «Деяний святых апостолов Андрея и Матфия», — обратился к детям дядя Григорий через несколько дней.
Господи, благослови!
После того как святой апостол Андрей Первозванный поведал о тайных Христовых знамениях корабельщику, тот попросил апостола разъяснить ему смысл тех знамений, но прежде предложил Андрею и его ученикам поспать хотя бы часть ночи.
И когда апостол Андрей лежал в корабле, подошёл к нему кормчий, откинул край его покрывала и молвит ему:
— Андрей, вдоволь уже поспали ты и твои ученики. Вставай же и расскажи мне, какие ещё знаешь ты великие деяния Божьи, ведь я уже говорил, что с великой радостью послушаю тебя.
И говорит Андрей кормчему, глядя на него с изумлением:
— О господин мой, какой-то ты сегодня не такой, как раньше… Вчера, прекрасный юноша, ты был безбородым, а теперь ты старец, сияющий сединой. Вон твоя борода висит до пупа, а твои глаза так меня смущают, что я от страха готов в море броситься. Ох, боюсь я будить своих учеников. Как бы они не увидели тебя таким!
Но отвечает кормчий:
— Ничего не бойся, разбуди их, чтобы и они послушали, как ты рассказываешь о чудесах Божьих.
И разбудил Андрей своих учеников, и оглянулся на корабельщика, чтобы посмотреть, как он выглядит, а тот был как вчера и третьего дня. Тогда подумал Андрей: «Может, у меня что-то с глазами, ведь всякий раз кормчий мне видится разным», — и спросил его:
— Долго ли ещё нам плыть до Страны людоедов?
— За одну эту ночь, — ответил кормчий, — мы проплывём десять тысяч стадиев[1] и около шестого часа прибудем на остров под названием Тирина. А пока мы приближаемся к гавани, расскажи-ка мне ещё о знамениях Христовых.
И Андрей сказал:
— Много я рассказал тебе ночью, и теперь послушай и веруй.
И говорит он:
— И слушаю, и верую!
Тогда Андрей рассказал кормчему много чего из жизни и божественных деяний Господа нашего Иисуса: всё это вы и сами можете прочитать в Писании, не буду я вас смущать подробностями — вдруг найдёте в моих словах какие-нибудь противоречия или, что куда хуже, какую-нибудь ересь. А я ведь не сам это придумал, но лишь передаю то, что читал своими собственными глазами, а своими собственными руками — вот этими самыми — листал я ту старинную книгу.
— Да скоро ли они прибудут в Страну людоедов? — воскликнул Стилиан, утомлённый рассуждениями дяди Григория.
— Подожди, дай мне рассказать, как оно было на самом деле, а не так, как тебе хочется!
Обо всём, что знал, поведал апостол Андрей своему кормчему. И молвит ему корабельщик:
— Когда говорил ты, я с большим удовольствием слушал тебя. А теперь посмотри: ветер стихает, море успокаивается и корабль не качает. Поэтому, чтоб не стояли мы на месте, все вы последуйте моему доброму велению, дабы поскорее достичь нам доброй гавани.
Отвечает ему Андрей:
— Говори же, добрый кормчий, и ясно прикажи нам. И я, и мои ученики охотно послушаемся тебя.
И говорит корабельщик:
— Я буду петь, а вы припевайте: «Аминь, аллилуйя!», — и начал петь (вы тоже можете подпевать!):
Началом и концом, альфой и омегой является Он. Аминь, аллилуйя! Царь от Царя Святой. Аминь, аллилуйя! Род Мой никто ни увидит, ни выскажет, ибо он неизречён. Аминь, аллилуйя! Сказал ведь Давид, Господом Меня называя, Исайя воскликнул, что Я неизречён. Аминь, аллилуйя! Пришёл Я на землю, как смертный явился, будучи Богом. Аминь, аллилуйя! Жизни дать свет пришёл Я по воле Отца Моего. Аминь, аллилуйя! Солнцем праведности воссияв верным. Аминь, аллилуйя! Дивятся пророки и патриархи, как, будучи Богом, плотонести изволил Я на земле. Аминь, аллилуйя! Я — Иисус, Добрый Врач, добротой Исцеляющий всех. Аминь, аллилуйя! Вершиной, главой, верой церкви явился Я верным. Аминь, аллилуйя! Мученикам крепостью, силой и венцом Я стал. Аминь, аллилуйя! Закон Моисеев свидетельствует обо Мне и вопиёт: Аминь, аллилуйя! Как странное чудо всем Я явился, крестившись в реке, будучи Богом. Аминь, аллилуйя! С неба голос быстро раздался: «Мой это Сын, слушайтесь Его». Аминь, аллилуйя! Когда голубка явилась, сказал Иоанн: Аминь, аллилуйя! Потоки же тотчас побежали вспять, увидев страшные дела от реки. Аминь, аллилуйя! Ибо воинства ангелов запели песни: «Иисус, Явившийся в образе плоти!» Аминь, аллилуйя! Оставив неверие, о смертные, веру примите! Аминь, аллилуйя! Сыновья Единого Отца Небесного, станьте сонаследниками верных! Аминь, аллилуйя! Свет Я мира, от Света свыше придя. Аминь, аллилуйя! О благодать, свыше ты воссияла. Аминь, аллилуйя! Душам всех смертных. Аминь, аллилуйя! Духовными песнями, в псалмах и гимнах. Аминь, аллилуйя!
И вот, пока кормчий пел, а апостолы подпевали, подплыл их кораблик к острову Тирина. И когда сошли с корабля в гавань, увидели они, что лежит на земле тело какого-то юноши, выброшенное морем. Андрей спросил у людей, которые стояли рядом:
