Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
В десять вечера в дверь позвонили, и один из ребят приоткрыл квадратное окошко, через которое ночной портье выглядывал наружу, прежде чем открыть кому-либо. Решительный и жесткий голос произнес:
– Я из полиции. У меня приказ немедленно остановить студенческие волнения.
– И что? – ответил юноша нахально.
– А то, распускайте пикеты, иначе мы прекратим все это силой.
– Я передам, – ответил молодой человек и быстро захлопнул окошко.
Один из пикетчиков вскочил и бросился к лестнице, чтобы предупредить центральный оккупационный комитет, заседавший в зале для игр на втором этаже, в то время как все остальные не двигались со своих мест в ожидании инструкций. Кто-то надеялся, что вскоре пикет распустят, а кто-то – вроде Амоса, – наоборот, рассчитывал остаться в центре событий.
Спустя некоторое время зазвонил внутренний телефон; один из ребят поднял трубку.
– Ладно, – ответил он через мгновение и опустил трубку обратно на рычаг. – Главный велел никому не открывать.
«Прекрасно», – подумал Амос.
– Значит, скоро нам предстоит битва, – сказал он громко, потом уселся на стул портье вместо парня, ответившего на звонок, и стал ждать с задумчивым видом.
В течение двух последующих часов полиция четырежды звонила в дверь и через окошко безапелляционным тоном требовала прекратить «оккупацию».
Около часа ночи в дверь вновь позвонили. Пьеро, один из пикетчиков, который тоже сидел за столиком портье, громогласно осведомился:
– Ну кто там еще?!
– Полиция, – прозвучало в ответ.
– Что надо? – поинтересовался Пьеро.
– У нас приказ войти внутрь. Открывайте, а не то мы вынуждены будем высадить входную дверь!
Наступила тишина. «Ну вот, начинается!» – взволнованно подумал Амос. Он схватил трубку внутреннего телефона левой рукой, а правой одновременно нажал на все кнопки и объявил решительным тоном:
– Спускайтесь все вниз, полиция предъявила нам ультиматум. – И в его юной груди бурно заколотилось сердце революционера, чистое и невинное.
По главной лестнице в холл ринулась большая шумная толпа, и спустя несколько секунд все главные зачинщики студенческих волнений собрались перед входом. Амос поднялся и встал рядом с двумя своими товарищами в первых рядах.
Шум голосов и шагов и грохот бросаемых и с силой пинаемых предметов становились все громче, и в это время первый мощный удар врезался в дверь, заставив всех буквально подскочить на месте. Повисла ледяная тишина, и тут от сильнейшего удара в дверь затрясся весь холл колледжа. Раздались крики и ругательства, а затем последовал третий решительный удар, и входная дверь слетела с петель, впустив в здание полицейских. Те немедленно вступили в схватку с несколькими известными своей политической деятельностью университетскими студентами, которые пришли поддержать товарищей по борьбе и партии.
Воцарилась неразбериха, и Амос тут же потерял ориентацию в пространстве: ему так хотелось драться, кусаться, бороться, показать всю свою смелость. Но только вот каким образом? Ведь он не мог различить нападающих в этой неописуемой куче-мале, да и потом, по правде говоря, что он мог сделать взрослым, которые были раза в два больше него и натренированы для подобных стычек?! Он как раз подумал об этом, когда чей-то удар в живот коленом заставил его задохнуться. Он согнулся пополам, и тут его ударили по спине. Амоса затрясло, от беспомощности и страха на его глазах выступили слезы. Он собрался с силами и попытался пробраться через дерущуюся толпу к лестнице, но это было непросто. Наконец, заглушая все вокруг, громогласно прозвучал мегафон: «Не сопротивляйтесь, идите все в актовый зал, на заседание генеральной ассамблеи!»
После этого шум сразу же начал стихать, до Амоса доносилось лишь бормотание, и все учащиеся довольно быстро стали расходиться, направляясь к месту собрания.
Амос, на дрожащих ногах и с каждой минутой увеличивающейся болью в спине, добрался до лестницы, мотаясь между ринувшимися туда товарищами, и, схватившись за перила, словно утопающий, который держится за брошенную ему веревку, быстро дошел до своей комнаты и упал на постель. Спустя несколько минут он почувствовал, что его сильно знобит; тогда он поднялся, снял с себя одежду и забрался с головой под одеяло. Он почти сразу уснул, но спокойно отдохнуть ему так и не удалось: боль в спине то и дело заставляла его беспокойно просыпаться, и он крутился с боку на бок, во власти тревожных снов.
Утром, когда звук звонка разбудил его, он решил весь день пролежать в постели, потому что сильная боль не отпускала его. Дежурный ассистент задрал на нем пижаму и обнаружил, что вся спина Амоса покрыта огромными гематомами. Тогда он позвал врача, и тот официально позволил мальчику остаться в постели.
«Такие гематомы причиняют сильную боль, в особенности противопоказано прислоняться к спинке стула», – с улыбкой сказал добрый доктор Дедонатис, которому нравился Амос, ведь им нередко доводилось вести увлекательнейшие разговоры об опере и лирических исполнителях.
Амос сразу успокоился и принялся мысленно строить планы на будущее – как он покинет институт, в новом учебном году поступит в школу в своей родной провинции; и эти благостные мысли помогли ему снова уснуть.
Он проснулся во второй половине дня с диким аппетитом и сильной болью в спине. Стараясь двигаться с крайней осторожностью, он сел, спустил ноги с постели и медленно оделся. Когда Амос спустился вниз, то обнаружил, что жизнь института вернулась в прежнюю колею. Приключение подошло к концу, оставив в его душе неизгладимый след: смутное ощущение тоски и разочарования, а также определенного смирения, которое по прошествии короткого времени стало переходить в надежду на лучшее. Словно выздоравливающий после тяжелой болезни, который с каждым часом чувствует, как в нем прибывают и прибывают силы, в душе Амоса стремительно расцветал оптимизм, трансформирующий надежду в мечты, а мечты – в самую настоящую радость. Радость состояла в том, что он представлял себе, как возвращается домой, чтобы стать полноправным хозяином своей собственной жизни – новой жизни.
Как раз в таком состоянии души и застал Амоса неожиданно приехавший навестить его отец. Он возвращался из деловой поездки в городок под названием Тревильо, где находился тракторный завод, представителем которого в своей провинции он являлся, и в последний момент решил заскочить к сыну, чтобы узнать, как идут дела. Он вызвал Амоса в холл и повел ужинать в отдаленную таверну. Когда они уселись за столик, отец начал рассказывать жадному до новостей Амосу о его брате и друзьях. Внезапно его тон изменился, и он произнес почти торжественно:
– А знаешь, рабочие устроили забастовку!
– Почему? – взволнованно осведомился Амос.
– Они требовали значительного повышения зарплаты и сокращения рабочего дня; у меня в офисе прошло длительное собрание, во время которого Марио – ты его прекрасно знаешь – обозвал меня эксплуататором.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
