Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
С серьезным видом, свойственным всем подросткам, которые напускают на себя безразличный вид, пытаясь при этом выражать свои мысли таким образом, чтобы выказать собственное превосходство, Амос объяснил, что за первые месяцы пребывания в Болонье он узнал много такого, что раньше тщательно от него скрывалось. «Вы с папой, – сказал он, – а точнее, мы – буржуазия, богатые люди, ну, или достаточно богатые для того, чтобы жить за счет пролетариата, чей труд мы эксплуатируем, чтобы расхаживать в мехах и драгоценностях, разъезжать на лучших автомобилях и позволять себе любую роскошь. Я не считаю это правильным».
Мать Амоса почувствовала себя задетой и отреагировала бурно: «Знай, что лично я встаю по утрам гораздо раньше, чем рабочие твоего отца, тружусь больше, чем они, и обязательств у меня больше, и проблем; и потом, не такие уж мы богатые, как ты думаешь! К тому же мы с папой всегда честно работали, ни одной лиры не украли… Запомни это!»
Амос на мгновение задумался: наверное, мама в чем-то права. Он сам слышал, как она поднималась на рассвете, а возвращалась поздней ночью, тяжело работала, заботилась обо всех и вся вместе со своим мужем. Но где же тогда истина? Кому верить? И он впервые в жизни ощутил растерянность, как человек, который ищет четкие ответы на свои вопросы, чтобы смело предъявить их окружающим, но не находит; который пытается обнаружить истину, а ее не существует; обращается к вере, а она ложна… Лавина мыслей, воспоминаний, эмоций, страстей и беспорядочных концепций захлестнула Амоса, и он почувствовал себя неуверенно. Ему не удалось найти убедительного ответа на свой немой вопрос, и тогда он просто предпочел замять тему, чтобы мамины аргументы окончательно не сбили его с ног.
Они пошли ужинать в маленькую таверну, потом немного прогулялись по центру города, но между ними внезапно повисло нечто, что странным образом отдаляло их друг от друга, разрушая союз, то единство матери и сына, которое всегда связывало их; что-то теперь шло не так. В душу Амоса закрались нечто похожее на недоверие к собственной семье – и одновременно своеобразная ненависть к товарищам по колледжу, которым он раскрыл свое сердце под влиянием их прогрессивных идей. И теперь он чувствовал себя одиноко и неуверенно, как никогда раньше.
Ох уж эта юношеская пора, годы бездумного счастья и бессознательного покоя, которые необъяснимым образом могут вдруг вызвать ощущение растерянности, одиночества, печали!
В последующие дни, проводя время с товарищами по колледжу, Амос начал чувствовать себя непохожим на других, – или же остальные были непохожими на него? Он перестал ощущать по отношению к ним то приятное, вселяющее уверенность сообщничество, которое раньше придавало ему столько сил и смелости. Теперь ему казалось, что друзья отдалились от него, иногда ему чудилось, что они интригуют у него за спиной, скрывая от него тайны, которые он не достоин знать. И тогда его охватывала сильнейшая всеобъемлющая тоска, мучившая его с утра до самого вечера.
Некоторые ребята даже стали бросать ему оскорбления в лицо: мол, буржуй, папенькин сынок, реакционер, рядящийся в пролетария из чистого оппортунизма…
Однажды вечером в маленькой комнатке, где Амос и двое его товарищей делали уроки, разгорелась жестокая ссора, которая переросла в драку. Когда Амос почувствовал, как чей-то кулак влетел ему прямо в солнечное сплетение, он сначала согнулся пополам, пытаясь продохнуть, а потом головой протаранил стоявшего ближе всех одноклассника, попав тому в лицо. Он упал, Амос повалился сверху, в то время как их третий товарищ молотил Амоса по спине. Тогда Амос вцепился зубами в ухо противника и сжимал их до тех пор, пока не почувствовал во рту тошнотворный вкус крови; только после этого он ослабил хватку. Драка длилась несколько минут; затем кто-то вошел в комнату и бросился разнимать мальчишек.
После этого эпизода между Амосом и его одноклассниками пролегла непреодолимая пропасть, встала настоящая стена, которая усилила его одиночество, сомнения, его ностальгию по тому миру, который никогда не предавал его и от которого он сам попытался дистанцироваться, – далекому миру, такому любящему и преданному, что терпеливо дожидался его в прекрасной Тоскане, полный нежности и любви.
В такие моменты он ощущал насущную необходимость поделиться с кем-нибудь своими чувствами, но ему не хватало смелости, и вечерами перед сном он шагал взад-вперед по длинным школьным коридорам, куря одну сигарету за другой и считая дни и часы, отделявшие его от конца учебного года.
Между тем его табель не обещал ничего хорошего, в особенности беспокоила математика. Он сильно отставал и не мог отыскать стимулов для того, чтобы догонять остальных.
В любом случае, Амос принял решение покинуть колледж. На следующий учебный год он собирался поступить в школу в своей провинции, чтобы, как и большинство ребят его возраста, жить в родной семье. По телефону он сообщил родителям о своем намерении, которое было встречено весьма благосклонно, ибо ситуация, царившая в колледже, с каждым днем вызывала у них все больше беспокойства.
Впрочем, и выбор Амоса заключал в себе массу неизвестных моментов: сможет ли мальчик справиться с проблемами, которые принесет с собой самая обыкновенная школа, лишенная специальной инфраструктуры – инструкторов, преподавателей, оборудования, способных облегчить жизнь незрячим, которые не в состоянии воспринимать окружающий мир посредством визуальных образов? Этим вопросом прежде всего задавались члены семьи Барди, которые опасались совершить непоправимую ошибку, упустив из виду те проблемы, которые могут встать на пути Амоса. Но упрямец оказался непреклонным в своем решении. Упорный, как обычно, он не сдался бы ни за что на свете.
Ко всему этому стоит добавить, что в те дни в Болонье, как раз в Институте Кавацца, назревала очередная волна студенческих волнений, которая грозила перерасти и впоследствии переросла в длительное пикетирование колледжа.
Амос присутствовал на общей ассамблее, где было принято единогласное решение вновь захватить институт, и, несмотря ни на что, пережил это новое приключение с прежним возбуждением, с прежним энтузиазмом, да еще и с тем жадным любопытством, что присуще всем без исключения подросткам перед лицом новых, рискованных ситуаций, в которых они могут почувствовать себя храбрыми героями, рыцарями без страха и упрека.
В час ночи весь персонал был удален из здания, а у каждой двери поставлен пикет. Амос ходил вверх-вниз по лестницам колледжа, полной грудью вдыхая атмосферу бунта и свободы; в руке он держал «Национальные» без фильтра и коробок спичек и периодически закуривал сигарету, которую не тушил до тех пор, пока она не начинала обжигать ему пальцы.
В течение двух дней он даже не ходил в школу: сейчас его занимала лишь борьба за окончательное закрытие институтской консерватории и расширение свобод учащихся. Однажды вечером Амоса вместе с пятью другими студентами поставили в центральный пикет – тот, что охранял главный вход. Он уселся за столик портье и принялся болтать со своими товарищами: незадолго до этого на бунтарей пыталась надавить администрация, грозя, что вызовет полицию, если в течение ближайшего времени «оккупация» не будет снята, и кто-то уже видел в окрестностях нескольких полицейских. Поэтому пикетчики волновались больше обычного и строили догадки.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
