– Такую походку Якобсон сравнивал с походкой горца в низине, когда поэт говорит о прозе, – начал всезнающий Вадим Янков и заставил сведущих людей задуматься о докторе Живаго: может, врач?
– Никакой не врач, он явно профессиональный военный, – твердо заявил Жора Хомизури. – Как минимум капитан либо майор.
– Выправка и походка действительно военные, – согласился я, вспомнив майора Куценко из нашей зоны, который, словно исполнитель танца «Картули», всегда ходил с прямой спиной.
– Может, он грузин? – предположил сведущий в национальном вопросе Поляков. – Какой-то он сдержанный.
– Больше на армянина похож, – усомнился я.
– Не думаю, – заявил Рафик Папаян, – низковат.
– Если меня не обманывает зрение, он не ниже Шарля Азнавура, – произнес Манилович, никогда не упускавший возможности сострить.
– Хотя он и выглядит скромным, но по стойке видно, что он какой-то важный тип. Если он военный и в следственный изолятор на такой долгий срок уже не сажают, может, он из «крытa» идет? Может, все это время он в темнице сидел? – размышлял Миша Поляков.
– Наверняка он был в «крытe», такой цвет лица получают только в «крытe», – с уверенностью заявил Манилович.
– Если он из «крытa» и он военный, выходит, мы его знаем, – сказал Хомизури и окликнул вновь прибывшего заключенного:
– Майор Алтунян, вас ждут у «курилки»!
Заключенный подошел, поприветствовал нас кивком и, улыбаясь, доложил:
– Майор Алтунян Генрих Ованесович, родился в Тбилиси, статья семидесятая, семь плюс пять, последнее местопребывание – Чистопольская тюрьма, «одиночка», девять месяцев. Всё угадали?
– Все, кроме рождения в Тбилиси, – заявил Жора.
Вскоре мы вынесли из барака кое-что из сбереженных припасов, приготовили в термосе хранящийся для таких случаев специальный «чрезвычайный» чай и устроили «официальный» прием новому другу.
В тот же вечер Христианская федерация народов Южного Кавказа вновь насчитывала пять человек (после освобождения Дато нас оставалось четверо). Когда дошло до голосования, кандидат в члены попросил слово.
– Среди стольких грузин родившимся в Тбилиси оказался я один, а вы, выходит, без тбилисцев создали Южнокавказскую федерацию, получается, что вы фактически аферисты! Что бы с вами было, не арестуй меня родной КГБ?!
Диссиденты и демократы вообще хороший народ, и сферы их интересов велики, однако до появления Генриха крыло футбольных болельщиков малость отставало: Янков не бывал на стадионе вообще, Миша, как истинный северянин, был за хоккей, а Жора Хомизури не отличал «Нефтчи» от «Пахтакора». Генрих изменил все – этот тбилисский человек оказался болельщиком «Динамо» и одновременно большим «бразильцем». Наши «бразильские диалоги» постепенно приняли публичный характер, и иногда на них присутствовали десятки людей.
– Ты помнишь, Леван, дорогой, 1970-й год? – спрашивал Генрих, и начиналось…
– Как же я могу не помнить 1970 год, если в том году Мао Цзэдун обличил СССР в неоколониализме, «Боинг 747» совершил первый полет, Пол Маккартни объявил о распаде «Битлз», в Камбодже начались события, в Перу произошло ужасное землетрясение, отец с сыном Бразинскас угнали самолет Сухуми – Батуми, и жертвой угона стала бортпроводница Надежда Курченко, Сальвадор Альенде стал президентом Чили, Сахаров вместе с Чалидзе и Твердохлебовым открыл Комитет по правам человека, американцы изобрели «мышку», я окончил школу и стал студентом ГПИ, а сборная Бразилии в третий раз завоевала титул чемпиона мира в Мехико, на стадионе «Ацтека», и навечно забрала кубок Жюля Риме домой?
– Кажется, в финале они встретились с итальянцами? – легко и артистично пропуская другие события, спрашивал Генрих и объяснял присутствующим:
– К тому моменту сборная Италии была двукратным чемпионом мира, но все это происходило до войны, в 1934 и в 1938 годы, причем при серьезном вмешательстве и содействии Муссолини.
– Сборная Бразилии тоже была дважды чемпионом мира, в 1958 и 1962 годы, однако после неудачного выступления на чемпионате мира 1966 года в Англии ей предстояло заново бороться за место в верхнем эшелоне.
– Дату матча помнишь?
– 21 июня 1970 года, стадион «Ацтека», вмещает 100 тысяч, на матче присутствовали 108 тысяч зрителей.
– Красиво говоришь. Начнем с составов. Я постарше и могу помнить лучше. Значит, так – сборная Италии: вратарь Альбертози, защитник Факетти и Бургнич (тогда говорили так, а теперь, – поправил меня Янков, – наверное, это был Бурньич, с мягким «н»), в нападении: Ривера, Маццола, Рива, Бонинсенья.
– Что, в футбол всемером играют?
– Ничего не поделаешь, других не припомню.
– Вспомним бразильцев: вратарь Феликс, защита – Брито, Эверальдо, Клодуальдо, Карлос Альберто, полузащита и нападение – Жерсон, Жаирзиньо, Ривелино, Тостао, Пеле.
– Одного человека не хватает, – не простил меня Генрих.
Вот так, «беседуя», обогащали мы остальную зону футбольным образованием. От нас узнали наши сотоварищи впервые о Жюле Риме и о существовании его кубка, о Курте Хамринe, Тофике Бахрамове, Беккенбауэре, Круиффе, Марио Загало, Теле Сантане, итальянской вендетте 1982 года и о многих других футбольных легендах (и небылицах).
Генрих был инициатором многих начинаний. Так, например, по его почину был устроен вечер устных рассказов. Каждый конкурсант должен был предстать перед авторитетным жюри с рассказом, сочиненным экспромтом на предложенную тему. Чтоб судьям не пришлось уж очень утруждаться, конкурсанты сами подбирали предположительные темы и каждый из них подавал в жюри по одной теме, и оно должно было позаботиться, чтоб конкурсанту не досталась его же тема. Победивший в конкурсе получал традиционную награду в виде спичечной коробки чая.
Председателем жюри единогласно был назван общепризнанный эрудит Вадим Янков. В помощники себе Янков взял больших «друзей литературы» (по его же разъяснениям): известного фармацевта Арнольда Андерсона и профессора Литовского государственного университета Витаутаса Скуодиса. Конкурс был открыт. По жребию первым надлежало выступить Борису Маниловичу. Андерсон запустил руку в маленький мешочек, достал один из аккуратно нарезанных листочков и объявил тему устного рассказа. Боря сделал поэтическую зарисовку о коте по кличке Цыган, которая заслужила одобрение аудитории. Между прочим, кот Цыган сидел тут же, чинно кивая головой: мол, я все понял.
Выступил Жора, выступил я, выступил Джони… Рассказ Жоры был построен на известном анекдоте, в котором советскому диссиденту в Америке снилась передача «Время». Моя зарисовка была о запретной зоне, а Джони досталась врач Тамара, и он сочинил очень забавный русско-грузинский рассказ (когда с русским у него возникали проблемы, он нагло и без предупреждения переходил на грузинский, вызывая тем самым восторг публики). Мы все смеялись.
Последним выступил Генрих. Опустил Андерсон руку в мешочек, достал листок и с крайне важным видом прочел название темы: «Надзиратель». Генрих попросил полминуты и повел свою речь:
