Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
И, конечно, он не смотрел на гостью, ему и незачем, даже если бы он был слепым, то голос ее все равно узнал бы. Вика пришла, не дожидаясь похорон, пришла огородами — но пришла, и он рад, что она не оставила его в одиночестве. Днем она не могла прийти, и он знал, что днем она никуда не выходит со двора, но сейчас поздний вечер, и Вика пробралась в их двор, прячась в сумерках и подсолнухах.
— Привет. — Назаров подвинулся, и Вика села рядом. — Вот так вот…
Из дома доносился голос священника — «Со святыми упокой», а Назаров думал о том, что святым в раю несладко придется, когда явится бабушка Варвара инспектировать райские кущи да обнаружит вдруг какой беспорядок или пыль по углам, например. Эта мысль кажется ему неуместной, но он ничего не может с ней поделать, а Вика молчит, и Назаров признателен ей за это. К чему слова, когда он и так знает, что Вика искренне скорбит по его бабушке Варваре, и может быть, только в ее искренности он и уверен сейчас.
— Завтра похороны, в двенадцать. — Назаров толкнул Вику плечом. — Ты придешь?
— Приду. — Вика вздохнула. — Она этого хотела. Я с Аленой приду. Жень, тебе помощь нужна?
— Ага. — Назаров поднялся. — Пойдем поедим, не хочу я один…
Вика молча встала и пошла за ним по дорожке в летнюю кухню. Там пахло выпечкой, какими-то травами и еще чем-то, чем пахло только здесь. Впрочем, у каждого дома есть свой запах, вот и здесь он был свой, но обоим знакомый.
— Она с утра наготовила всего, пирогов напекла… Я спал, а она управлялась спозаранку, словно знала и торопилась дела доделать.
— Она и знала. — Вика вздохнула. — Зимой мне говорила, что летом умрет — вот по ее и вышло.
Назаров поставил на стол тарелки, достал чугунок с картошкой и мясом, свежие помидоры.
— Там компот в холодильнике, тебе налить?
Он вспомнил Викину манеру запивать еду — всю без исключения, словно она ничего не могла проглотить, не запивая, а может, так оно и было.
Они молча ели картошку с мясом, приготовленную бабушкой Варварой, и оба понимали, что это уже последнее, что она оставила им — поздний ужин, перемытые ею чашки, румяные пирожки с малиной, и больше не будет она готовить на этой кухне, и ее загорелые сноровистые руки, натруженные за долгие годы забот и работы, нашли покой. Вечный покой, и осознать это они пока не могут.
Вика пила компот, отвернувшись к окну. Она уже привыкла терять: людей, которых любит, свою жизнь, ощущение счастья, но бабка Варвара оставалась — это была ее связь с прошлым, словно последнее прибежище, последний камень фундамента дома, который едва держался, и теперь ее не стало и дом рухнул.
— Она свой цветастый сундук тебе оставила. — Назаров опустил взгляд, чтоб не видеть Вику и не показать ей подступивших слез. — Давай сейчас погрузим на тележку и отвезем к тебе, пока темно. Потому что завтра, боюсь, не до этого будет, а потом…
— Ладно.
Вошли в дом, где плыл запах ладана и звучал монотонный голос священника, а от свечей шло душное тепло, и прикрыли дверь в гостиную. Назаров кивнул Вике, они прошли в бабушкину спальню, вместе взялись за ручки сундука и приподняли его.
— Тяжелый, черт…
— Жень, может, там есть что-то, нужное тебе?
В этом была вся Вика — прежняя Вика, щепетильная и честная даже в мелочах.
— Что бы там ни было, она приказала все отдать тебе, не глядя. Вот ключ, тоже тебе передать велела. Давай, помоги мне, чего стоишь?
Вика взялась за ручку, и они выволокли громоздкий сундук на улицу, погрузили на тележку, и Назаров покатил ее в сторону калитки, ведущей к огороду. Там всегда была протоптана дорожка, через которую можно было пройти из одного двора в другой, на соседней улице.
— Вика, придерживай его, что ли — ну как сверзится…
Вика и так придерживала, и они повезли тележку по узкой тропинке, цепляясь за стебли и листья кукурузы, подсолнухи, за ботву картошки… И над всем этим господствовала огромная луна, выкатившаяся из-за ряда тополей, стройными свечами вонзающихся в почти уже ночное небо.
Вика открыла дом, и они втащили сундук на веранду.
— Куда тебе его?
— В спальню, куда же…
Они внесли сундук в спальню Вики и поставили у стены. В свете небольшой люстры сундук матово заблестел расписными боками.
— Бабушка говорила, что этот сундук принадлежал еще матери ее прабабки — его за ней дали как приданое.
— Ага. — Вика кивнула. — И эта дама была так же матерью прабабки моей бабушки. Путаница какая-то с этим родством…
— Что?!
— Ты разве не знал? — Вика хмыкнула. — У нас с тобой общий предок, как оказалось. Надо потом нарисовать генеалогическое древо, но мы на нем вместе висим, Жека.
И это обращение — Жека, и Викина ироничная гримаска — все было от той, прежней Вики, и от той жизни, которая была утрачена навсегда. И неловкость, которая отступила, снова вернулась.
— Взмок весь… — Назаров подумал, что ни за что не хочет возвращаться в дом, где какие-то чужие люди отпевают его бабушку, хотя ее самой там и нет. — Вик, пошли на реку, искупаться бы…
И это тоже было из той, прежней жизни — ночные побеги на реку, и купание в теплой темной воде, пахнущей теми особенными речными запахами, которых нигде больше нет, только на берегу их реки.
— Погоди, возьму чистое — переодеться. — Вика открыла шкаф. — Кстати, вот шорты и рубашка, еще отцовы. Возьми, переоденешься, искупавшись. Мыло надо взять, мочалку и шампунь.
Она деловито сновала по комнате, собирая немудреные банные принадлежности, а Назаров застыл, глядя на нее — ночью это была прежняя Вика, как будто ночь сняла с нее груз той ужасной несправедливости, жертвой которой она стала, и бед, поломавших ее, казалось, непоправимо. Ночь и луна вернули ее прежнюю сущность — не было больше потухшего затравленного взгляда, не было голоса, звучащего как шелест мертвых листьев, она выпрямилась, ночь оживила ее, и ее лицо показалось Назарову самым красивым из всех, что он видел.
Как когда-то.
И нужно было бы проститься и уйти, но он не мог. Не хотел вспугнуть то, что проснулось в Вике сейчас. А сама она осознала ли перемену? Но он не хотел снова все испортить.
— Идем, что ли. Хворостину бери только подлиннее.
— Сам знаю.
Они заперли дверь, и Вика спрятала ключ от дома в водосток — на реке в темноте ключ можно было совершенно свободно посеять, и тогда хоть рамы выноси, чтоб пробраться обратно в дом. Вытащив из сложенных у сарая веток две длинные хворостины, они направились к реке. Не пошли по улице, чтобы не возбуждать умы неспящих в Привольном и не давать пищу сплетням, потому что луна светила так, что в фонаре не было необходимости, пошли по тропинке через Викин огород, прямо к лесу, а потом вдоль лесной кромки к высокому берегу, и крики лягушек стали совершенно неистовыми.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
