Сейчас он явно притворяется кем-то другим. Выбора-то не было. Без помощи Программы защиты свидетелей ему пришлось бы на свой страх и риск скрываться от мафии. Или с пулей в спине лежать лицом вниз в наспех выкопанной яме. Небольшая разница, если разобраться. Ему все равно незачем жить. Его жена умерла, а сестру и сына он никогда больше не увидит. Сейчас его малыш даже не помнит его. У него нет никого. И ничего.
Кроме Эмили.
Дрогнувшей рукой он тронул раму, она подалась бесшумно…
В комнате слабо мерцали две ароматических свечи. Клубничный дымок усиливал предвкушение их близости… У Джеймса закружилась голова.
И вот он уже в комнате — высокая безмолвная тень в сумраке. Он был уверен, что Эмили ничего не слышит. Свернувшись калачиком, она лежит на кровати в одной коротенькой рубашке размером с почтовую марку. Вот она глядит на часы на ночном столике: гадает, когда же придет ее возлюбленный Джеймс Далтон…
А Джеймс тут как тут. Подзадоренный своим успехом, уже не как вор, а как искусный воин, он одним махом оказался у постели, обхватил Эмили за плечи и накрыл ее губы своими прежде, чем она успела вскрикнуть. Эмили прильнула к его рту, и Джеймс сильно всосал ее язык, заставив глухо простонать.
Когда Эмили начала задыхаться, Джеймс отпустил ее. Еще никогда, черт возьми, он не был таким возбужденным. В его жилах бешено пульсировала кровь.
— Джеймс! О господи, Джеймс! Как ты это сделал?
— Шел мимо. Вижу — а окно-то не заперто…
— Но я даже не почувствовала, что ты здесь. И вдруг это…
— Я всего лишь поцеловал тебя. Случись это впервые, я бы обязательно извинился и спросил разрешения.
— Ты целовал, но… не так… — Эмили пыталась подобрать нужное слово, — … волшебно.
Нет, подумал Далтон, волшебство тут ни при чем, — профессиональная работа, ничего больше. Он потянул за ленточку на ее легком одеянии, и распустил бантик.
В глазах Эмили мерцали отблески пламени свечи. Свободной рукой Далтон приподнял коротенькую комбинацию и обнаружил, что под ней ничего нет.
— Ты без трусиков?
— Представляешь, забыла надеть…
Далтон улыбнулся, увлекая ее на постель, и они обнялись так страстно, что он разорвал полупрозрачную ткань, едва прикрывающую ее тело, а она сломала молнию, нетерпеливым рывком расстегивая ему брюки. Потом она стащила с него пуловер и потянула за кольцо в его соске.
Джеймс прикусил губу в мучительном наслаждении, подавляя стон. Здесь не «Конюшни Тэнди» — где-то в глубине дома спит Кори.
Поцелуи Эмили опустились к его бедрам, и он почувствовал на члене горячую влагу ее языка и губ. Ее ласки были такими глубокими, такими невыносимо сладкими, что он вцепился в ее волосы, шепотом умоляя о пощаде. Когда-нибудь это убьет меня, подумал он. Сладкая, нежная, невинная убийца. И если она не остановится…
Он потянул ее за волосы вверх, потом снова пригнул, позволив пососать себя еще раз. Затем она отпустила его уже сама и поцеловала его пупок, провела языком по груди до самого соска.
— Тебе надо проколоть и второй, — сказала Эмили.
— То, что ты вытворяла сейчас со мной, надо объявить вне закона.
Эмили опустила руку к его бедрам, стиснула член пальцами.
— У меня в этой области побольше опыта.
— Ты опять за свое! Напомни мне, чтобы я сказал спасибо твоему дружку-однокласснику — Далтон обнял ее, прижал к себе, после того, как я выбью из него все дерьмо.
Эмили улыбнулась.
— Ревнуешь?
— Чертовски.
— Ты не забыл взять презерватив?
— Спрашиваешь! — Он показал ей пакетик, блеснувший серебряной фольгой.
И снова поцелуи, ласки, немыслимые ощущения заструились по их телам… Когда Джеймс вошел в нее, Эмили приподняла бедра, глубоко впуская его в себя, принимая каждый удар, каждый сладостный толчок. Они сплели пальцы рук, и Джеймс оседлал ее, чувствуя, как все его тело накрывает теплая волна.
Великолепная борьба. Опасная борьба… Джеймс принялся губами хватать губы Эмили, чтобы продлить близость и оттянуть развязку, но его жажда была слишком сильна. Их схватка перешла в отчаянные содрогания и горячечную лихорадку жарких, сплетенных тел.
Они оторвались друг от друга с бешено бьющимися сердцами. Сладкая, невинная Эмили дотронулась до его щеки.
— Тебя в детстве называли Джимми?
Джимми? Опять это… Он зажмурил глаза. Его звали Рид. Рид Блэквуд.
— Нет. Меня всегда звали Джеймсом.
— Тебе подходит имя Джеймс. Как Джеймс Дин. Какой сексуальный ты был парень! — Эмили гибко потянулась. — А Джимми тоже хорошо звучит. Джимми Дин. — Она фыркнула и тут же расхохоталась. — Так зовут парня из рекламы сосисок, скажешь, нет?
Он тоже рассмеялся. Пока что Эмили легко удается выбивать из него Рида Блэквуда!
— Ты выбрала не самое подходящее время, чтобы обсуждать сосиску Джимми Дина.
— Правда? Хорошо, поговорим о его сардельке…
Он повалил ее и принялся щекотать, а она, заливаясь смехом, называла его Джимми.
За дверью послышались шаги, и они замерли. Эмили приложила палец к его губам. Джеймс и не собирался разговаривать. Должно быть, ее братишка идет в туалет, проснувшись среди ночи по нужде.
Они ждали, казалось, целую вечность. Наконец скрипнула дверь, и шаги затихли в глубине коридора.
— Мы были на волоске от гибели, — улыбаясь, сказала Эмили.
— Это точно. — Джеймс привлек ее к груди, и она удобно устроилась в его объятиях. Он провел пальцем по ее телу, остановившись у бедра, но это прикосновение не было сексуальным, и ей показалось, что она чувствует его беспокойство. — Где он, Эмили?
— Рак? Мой рак? — догадалась Эмили. — Там же, где твоя татуировка.
Джеймс помолчал, переваривая сказанное.
— Это могло бы меня удивить. Но не удивляет. — Далтон не верил в случайные совпадения и сейчас он подумал о судьбе. — Сколько тебя продержат в больнице?
— Двадцать три часа. Это самый большой срок, на который я могу рассчитывать как амбулаторный пациент.
— Я буду там, с тобой. Я хотел поехать с самого начала, как только узнал.
— Но тогда меня это не очень грело. А теперь я рада, что ты хочешь там быть.
— Потому что я нужен тебе?
— Да. — Эмили приникла к нему. — Ты мне нужен.
Глава седьмаяДжеймс сидел в приемной больницы, скользя взглядом по стенам, украшенным фотографиями с видами Льюистона. Он считал медленно тянувшиеся минуты.
Эмили не сказала ему, что меланома может распространиться на лимфатические узлы. Он думал: удалят очаг и все. Все оказалось не так просто.