Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Собака туда, сюда. Заскулила виновато. К хозяину приползла – дескать, прости. И за ним домой.
День, два, три пожила дома, а потом нет и нет её.
Лазарев снова к столовой. Пальма хотела улизнуть, да не тут-то было. Лазарев её за ошейник да на верёвочку. А как же иначе? Коли добрых слов не понимаешь, значит, получай взыскание. Привязал её и говорит: «Смотри, гулёна! Одумайся!» А она эти слова мимо ушей. Мало того, привязь перегрызла – и ходу на даровые хлеба, к лёгкой жизни.
Наутро Лазарев пришёл в лагерь, увидел неблагодарную изменницу – и к ней. А она зубы скалит, рычит. А на кого, спрашивается, рычит? На того, кто сдохнуть ей в ветровую, осеннюю погоду не дал, кто соской её выкормил, к охотничьему ремеслу приучил, к сторожевому делу приставил! Он её за ошейник, а она его за руку – хвать! И до кости.
Опешил Лазарев. И не столько от боли, сколько от удивления и обиды. Промыл морской водой рану и сказал: «Живи, Пальма, как знаешь. Не будет тебе счастья, бездомная гуляка!»
Трубка снова потухла. Старик снова разжёг её. Потом посмотрел в сторону подходившего баркаса и сказал:
– Вот и весь сказ… А дальше видно будет, как это кончится.
На другой день рассказ старика о Пальме стал известен во всех палатках лагеря.
Пришло время завтрака. Горн пригласил к столу, и, как всегда, появилась раздобревшая попрошайка. Она привычно уселась подле входа в столовую, ожидая даровых лакомств. Заранее облизываясь. Пальма по запаху знала, что сегодня ей перепадёт достаточно бараньих косточек.
И вот завтрак кончился. В дверях появились её знакомцы, но их руки были пусты. Ни один из них не вынес ей ни косточки, ни хряща. Ничего. Ребята, проходя мимо, даже не взглянули на неё. Они, не сговариваясь, но будто сговорившись, платили собаке-бездельнице презрением. И только одна девочка хотела было бросить Пальме косточку, но ей сказали:
– Настя, зачем ты идёшь против всех?
И Настя, зажав косточку в кулаке, прошла к морю, а затем бросила её рыбам, крабам, морским ежам – кому угодно, лишь бы она не досталась собаке, изменившей своим обязанностям.
Чудеса на болотце
Старик из уральских старателей-золотоискателей минувших и давних лет рассказал эту историю про Тухлявое болотце так.
* * *
Не родился ещё такой краснобай, который про наш Урал мог бы все были-небыли пересказать. Потому что чуть не каждый день новые чудеса. Край такой. Пойдёшь по грибы – найдёшь золото. И следопытство у нас не просто так, а в крови. Наследственно. С малых лет.
Другой пока ещё ни «а», ни «бэ», ни «кукареку», а уж присматривается. Ищет. Тетеревиное перо найдёт – и то без внимания не оставляет. А уж про всякие другие находки и говорить нечего. Если разобраться, так и самый захудалый цветок зря не цветёт, и сорока попусту не прострекочет. И настоящие искатели во всё это вникают.
Таким вот и рос Васятка Копейкин. При бабушке Авдотье жил в старом доме, что возле Тухлявого болотца. Бабка у Васятки была сильно ногами слаба, а умом до того светла, что половина округи к ней за советами ходила. И лечила она к тому же. По старым распорядкам такую бы к ведьмам надо было приписать или уж, самое малое, в знахарках числить. А её в народной медицине прославляют. И от кашля у неё верная трава, и от головокружения грибной настой… И всякая разная всячина, вплоть до змеиного яда, до пчелиного укуса.
Лечила добрых людей бабушка Авдотья. Себя только вылечить не могла. Круглый год сиднем сидела. В огород на коляске ездила. Коляской её Москва наградила. За травы. За корни. А травы-корни ей внук искал. Она рассказывала – что, как и где, а он собирал целебные богатства да ещё новое открывал. Не нарадуется на него бабушка, да и соседи хвалили парня. Не все, конечно.
В посёлке жил другой искатель-открыватель. Гаврик Козырев. Большого замаха парняга. Во сне знатные клады земли видел. Не жалел ног на розыски. Собачонка его, бывало, язык высунет от усталости, а он её дальше тянет. И где только не побывал Гаврик Козырев, а ничего такого не открыл, не нашёл. А хотелось. И так-то хотелось, что сам себя готов наизнанку вывернуть, лишь бы клад. И не просто там известняк, скажем, или краситель какой, а – нефть, изумрудные россыпи и, на худой конец, каменный уголь…
Зачем на мелочь себя разменивать, медвежью берлогу находить или, того смешнее, лечебные корни выкапывать, как Васятка Копейкин. Одна фамилия что стоит. Живая метка. Копейкин, он и есть Копейкин, а не Пятаков. Не Гривенников. То ли дело Гаврила Козырев!
Ходит козырем Гаврик Козырев, отцу-матери золотые горы сулит. А Васятка Копейкин своим грошовым делом занят. Во всё вникает, всё узнаёт, на ус мотает, с уса на ум-разум перематывает. Раздумывает. Прикидывает. Соображает.
Как-то старик лесник совсем неподходящую побывальщину про Тухлявое болотце Васятке рассказал. Рассказал, будто в древней-предревней давности сюда золоторогий хромой олень бегал. Ногу лечил. Волшебно рассказывал лесник. Нараспев.
А потом как-то старушонка одна тоже небыль прошамкала. Опять про то же болотце. Будто не один олень, а и прочая недужная лесная живность исцелялась.
Смешно. И верить не верится. И выбросить из головы жалко. А тут ещё пастух подвернулся.
Одно на одно. Рассказал он, как у него в стаде корова обезножела и как она в Тухлявое болотце рывом рвалась, от стада убегала и, вроде того хромого оленя, в его тухлявой жиже-грязи нежилась.
– Неужели правда? – удивляется Васятка.
А пастух ему:
– Да вон же она, комолая. Раньше еле ноги таскала, а теперь хоть паши на ней.
Услышал такое Васятка и к Гаврику Козыреву побежал. Рассказал ему про чудеса на болотце и спросил:
– А вдруг это сущая правда?
Громко расхохотался Гаврюшка Козырев, сказал:
– Эх вы, Копейкины-Полушкины… Грошевики. Из своей болотной грязи вылезти не можете, пустобрёхам разным верите… – И пошёл-пошёл всякие обидные слова говорить.
А Васятка не слушает, о своём думает.
Думал он, думал и придумал так, что чуть не задохнулся от радости. К бабушке побежал и рассказал ей всё, начиная с золотого оленя, и стал её упрашивать:
– Давай, бабонька, я болотной жижи-грязи в большую кадушку натаскаю, а ты ноги свои в неё ставь. И вдруг да…
– Попытка – не пытка, – говорит бабушка. – Давай…
День лечит в болотной грязи свои ноги бабушка Авдотья. Другой лечит. Ничем-ничего. Но про себя думает, что грязь не мазь. Терпеть надо.
Олень не один день на болото ходил. И комолая корова тоже не одну неделю туда бегала.
Прошло сколько-то не так уж мало дней, тепло бабушка почуяла в своих ногах, а через месяц – силу. Сама из кадушки ноги выпростала и по горнице пошла.
Вскрикнул Васятка. На колени пал перед бабушкой. Обнял её. Болотную жижу слезами омывает. И бабушка тоже сквозь своё счастье ревмя ревёт. Не только ходячим ногам радуется, зрячим умом своего внука любуется. Себя в нём видит. А потом…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
