Варшавские портнихи открыли в Петрограде несколько мастерских, благо с ними приехали и их мастерицы. Так как многие состоятельные дамы и прежде возвращались из-за границы в столицу, прикупив в Варшаве наряды, то и сейчас варшавянки не без основания рассчитывают на заработок; к тому же у нас именно нет портних средней руки: они работают задешево, кое-как, другие – дерут «за фасон» безбожные цены.
«Русское слово», 4 сентября 1915 г.Через сорок минут все было кончено. Остатки улан и гусар согнали в кучу, а навстречу Анненкову вышел Львов. Полковник Рябинин оглядел товарища и невольно усмехнулся:
– Что, друже, лавры Рэмбо спокойно спать не дают?
Львов-Маркин недоуменно моргнул, почесал нос и лишь потом понял. Расхохотался, снял с плеча пулемет и стянул с головы повязку, удерживавшую потные волосы.
– А я, честно говоря, думал, что больше похож на Шварца…
– На убийцу ты похож, – хмыкнул Анненков. – Вон сколько накрошил, даже меня в дрожь кидает…
– Ага… Трындеть – не мешки ворочать. Тебя в дрожь только Хиросима бросить может. И то если с Нагасаки и Токио объединится…
– Ну-ну… Веселишься?
– Радуюсь, что жив остался.
Анненков-Рябинин удовлетворенно кивнул:
– Это – да…
– Слушай, я тут вспомнил, что ты должен вывести полк из окружения, – сказал Львов. – И краем уха слыхал, что ваш полковник погиб в сабельной атаке…
Анненков снова кивнул:
– Я видел, как его застрелил какой-то офицер. Его тут же срубили, но поздно…
– А еще я слышал, что вроде как единственный есаул в полку, который уцелел. Так, нет?
– Так, а что толку? Командовать будет войсковой старшина Инютин, так что…
– А он где? – быстро спросил Львов. – Что-то я его не видел.
– Да вон там, – Анненков-Рябинин махнул рукой. – Сидит наш герой, шевельнуться не может. Его дважды штыком достали.
– Ага, – задумчиво произнес Львов. – Так я пойду, доложусь ему?
– Иди-иди… – есаул уже шагал к своей сотне. – Как закончишь – подходи. Надо кое-что обкашлять…
И он двинулся дальше, слегка удивляясь едва донесшимся тихим словам штабс-капитана: «Ты даже не представляешь, как надо-то…»
Львов появился в расположении анненковской сотни минут через двадцать пять – тридцать. Подошел к есаулу и весело спросил:
– Ну, и чего ты говорил про вашего подполковника? Подхожу я к нему, докладываюсь по форме, а он, бедолага, остыл уже…
Полковник Рябинин посмотрел на товарища, заглянул в его слишком честные глаза, а затем ухватил штабс-капитана за плечо:
– А пойдем-ка, поговорим… – и потащил его за собой.
– Ты чего, рехнулся? – спросил он, когда оба отошли метров на сто и никто не мог их услышать. – Ты на хрена это сделал?
– Что?
– Можешь кому другому баки забивать, а мне – не надо! Ты зачем Инютина актировал?!
– Я?!
– Наконечник от копья! Ты объясни внятно: на хре-на?! А если бы кто-то увидел?
– Никто ничего не увидел, – усмехнулся Львов. – Подумаешь, бином Ньютона: дурака, в котором и так душа еле держится, чуть-чуть подтолкнул.
– Ты в следующий раз подумай! Полезно, знаешь ли!..
– Да чего ты так кипятишься, полковник?! Ну, упокоил я какого-то Инютку, так ты ведь сам говорил…
– Ни хрена я тебе не говорил! И больше такой самодеятельности не требуется!
– Да ладно тебе.
– Бл…! Офонарели вконец! Баха слушаете, Рембрандта обсуждаете, а потом режете всех вокруг! Я с вас чумею, дорогая редакция… – Анненков-Рябинин покачал головой. – Ну, и чем ты его приголубил?
– «Вязальной спицей». Вот… – и Львов-Маркин вытащил не то очень длинный стилет, не то очень короткую рапиру.
– Дай-ка взглянуть… Где ты это взял? – Анненков с недоумением повертел оружие в руках и признался: – Не видал такого. И что это будет?
– Прошу любить и жаловать: французский штык к винтовке «Лебель», получивший у немцев прозвище «вязальная спица». У немца одного затрофеил… – штабс-капитан усмехнулся. – Он, видать, на Западном фронте эту игрушку притырил, а я – у него… Он тоньше нашего, плюс рукоятка имеется. В семнадцатом с такими в окопы врывались…
Возвращая штык, Анненков невесело усмехнулся:
– Всегда опасался вашего брата – образованных да начитанных. Хрен поймешь, чего от вас ждать…
Львов лишь рассмеялся.
– Ладно, – сказал Анненков, – раз ты такой образованный, излагай: чем это наступление кончится?
– Ну, Вильнюс потеряем, Минск – тоже… кажется…
– Та-а-ак… – Анненков задумался. – Сколько у тебя штыков?
– Перед боем было человек триста, сейчас, надо полагать, меньше…
– Замечательно. У меня перед боем было восемьсот тридцать два человека. Сейчас тоже меньше.
– Может, отпустишь перекличку сделать? – Львов-Маркин вдруг усмехнулся. – Между прочим, у меня два пулемета. Вот этот, – он встряхнул «мадсен», – и трофейный MG-08. Правда, к последнему патроны почти кончились…
Анненков заржал:
– Твое благородие, ты в своем уме? Сейчас трофеи соберем – у тебя к нему патронов будет хоть залейся.
Выяснилось, что под началом есаула Анненкова насчитывается шестьсот тридцать два казака и сто девяносто охотников. Конечно, немного, хотя не так уж и мало. С вооружением дело обстояло намного лучше: в отряде имелись два пулемета, девятьсот двенадцать трехлинейных винтовок пехотного, драгунского и казачьего образца[24], двести шесть револьверов наган и триста одна ручная граната.
