— Ты о чём? — спросила Сикстина. — О чём ты сейчас думаешь?
Роб покачал головой:
— Так. Ни о чём.
— Ро-о-оберррт! — Крик раскатился над лесом со стороны мотеля.
— Это мой отец! — всполошился Роб. — Меня отец зовёт.
Потом они услышали голос Уилли Мэй.
— Господи Иисусе! — вопила она дико и пронзительно. — Дети! Где вы?
И тут раздался выстрел.
Роб и Сикстина ошеломлённо застыли, не отозвавшись. Но вот Уилли Мэй выбежала из сосняка, увидела их и обессиленно остановилась.
— Слава тебе Господи! — выдохнула она, взглянув в небо. — Целые, невредимые дети! Спасибо Создателю! Идите ко мне скорее, — позвала она и широко раскинула руки. — Идите сюда!
Роб двинулся к ней. Ему хотелось объяснить, что она неправа. Что он вовсе не чувствует себя целым и невредимым, что он совсем другой… Но сил говорить не было. Он мог только передвигать ногами… правая… левая… снова правая… левая… Он мог только идти вперёд, к Уилли Мэй.
Уилли Мэй повела их к мотелю. И на полпути, увидев тигра и стоящего над ним отца с ружьём в руках, Роб почувствовал, как его распирает гнев, огромный и могучий, как сам тигр. Даже больше чем тигр.
— Ты его убил, — сказал Роб отцу.
— Другого выхода не было, — ответил отец.
— Но это был мой тигр! — закричал Роб. — А ты убил его! Убил моего тигра!
Роб набросился на отца с кулаками. Колотил, бил, разил, лягался. Отец стоял непоколебимо. Как стена. Поднял ружьё над головой и, широко открыв глаза, стоически, не мигая, принимал удары.
Роб понял, что кулаки не помогут. И тогда он сделал то, чего даже сам от себя не ожидал. Он открыл чемодан. И слова, напружинившись, начали вылетать из-под крышки, раскручиваясь в воздухе:
— Почему умерла она, а не ты?! — кричал Роб. — Почему? Я тебя ненавижу! Ты мне не нужен! Мне нужна она! Только она!
Мир замер, и всё внутри мира тоже замерло.
Роб смотрел на отца.
Отец смотрел на Роба.
— Как её звали?! — крикнул Роб в тишину. — Произнеси её имя!
— Каролайн, — прошептал отец, по-прежнему не моргая и держа ружьё над головой.
И от этого слова, от этих звуков, от маминого имени мир снова ожил и стал потихоньку набирать скорость, словно старая скрипучая карусель. Отец опустил ружьё и притянул к себе Роба.
— Каролайн, — шептал он, — Каролайн, Каролайн, Каролайн…
Роб уткнулся в отцовский живот. От его рубашки пахло потом, скипидаром и зелёными листьями.
— Мне без неё так плохо, — произнёс Роб.
— Мне тоже, сынок. — Отец прижал Роба к себе ещё крепче. — Но её больше нет. Нет ни у тебя, ни у меня. У меня есть только ты, а у тебя — только я. Будем обходиться тем, что есть. Надо научиться жить друг с другом…
— Я не буду плакать, — сказал Роб и крепко зажмурился, но слёзы всё равно просачивались наружу, а потом вдруг хлынули потоком, неостановимо, откуда-то из самого нутра, из того места, где раньше была мама и был тигр, а теперь никого уже нет.
Роб поднял голову и увидел, что у отца тоже текут слёзы.
— Ну всё, сынок, всё. — Отец отвернул голову и снова прижал к себе Роба. — Всё у нас будет хорошо.
Когда Роб снова открыл глаза, он увидел, что Уилли Мэй прижимает к себе Сикстину, укачивает её, точно младенца, и шепчет:
— Ш-ш-ш-ш…
Уилли Мэй посмотрела на Роба и сказала:
— Не вздумай меня тоже поколотить.
— Не буду, мэм. — Роб провел ладонью под шмыгающим носом и вывернулся из отцовских рук.
— Да, это я позвала твоего папку, — продолжала Уилли Мэй, не переставая качаться взад-вперёд вместе с Сикстиной. — Я же поняла, что вы задумали. Этот тигр мог таких бед натворить! Как представлю — жуть берёт. Вот я и позвала твоего папку. Спасать вас надо было, вот что.
— Да, мэм, — согласился Роб и подошёл к тигру.
Глаза у тигра были открыты. Дырочка от пули в голове была красная и совсем маленькая. Даже странно, что он умер.
— Ну же, погладь его, — сказала Сикстина.
Роб поднял голову. Сикстина стояла рядом в мятом, точно жёваном платье. Глаза у неё были красные, вспухшие. Она ободряюще кивнула Робу, и он, встав на колени, положил руку на лоб тигра. И почувствовал, что внутри снова вскипают слёзы.
Сикстина присела на корточки. И тоже дотронулась до тигра.
— Он был такой красивый, — проговорила она. — Я такой красоты в жизни не видела.
Роб молча кивнул.
— Надо устроить ему похороны, — сказала Сикстина. — Достойные похороны. Как павшему в бою воину.
Роб сел, прижался к тигру и зарылся пальцами в жёсткую густую шерсть. Он гладил и гладил тигра, а слёзы всё катились и катились по его щекам и капали на землю.
Глава 29
Роб с отцом взяли лопаты и выкопали яму — достаточно глубокую, достаточно широкую и достаточно тёмную, чтобы похоронить в ней тигра. Всё это время не переставая шёл дождь.
— Надо ему слова на прощание сказать, — предложила Уилли Мэй, когда яма была готова и в неё опустили тигра. — Негоже тварь божью просто так в землю закапывать.
— Я могу стих прочитать, — откликнулась Сикстина и сосредоточилась, прижав руки к груди. — «Тигр, тигр, слепящий свет, ты во мрак лесов одет…»
Роб закрыл глаза.
— «Кто бессмертною рукой создал страшный образ твой? — продолжала Сикстина. — Кто создал и для чего ярость сердца твоего…»
Слова казались Робу музыкой, нет, даже лучше музыки. И на глазах у него снова выступили слёзы. Роба эти слёзы уже начали тревожить. А вдруг он никогда не перестанет плакать?
— Дальше не помню, — сказала Сикстина. — Там ещё много, но я забыла. Теперь твоя очередь, Роб. Говори.
— Да чего?.. Нечего мне говорить. Любил я его. Очень.
— Что ж, теперь я, — задумчиво начала Уилли Мэй. — Я так скажу: не складывается у меня в голове, чтобы тварей в клетке держать, не складывается по жизни, и всё тут. — Пошарив в кармане передника, она достала маленькую деревянную фигурку и, наклонившись, положила её на тигра. — Это так, безделушка, — сказала она тигру. — Тебе с этой пташкой веселее будет. — Она выпрямилась и отошла от могилы.
Отец откашлялся. И начал что-то напевать себе под нос — Роб подумал, что он репетирует и сейчас запоёт громко. Но вместо этого отец тряхнул головой и произнёс:
