Книга Провинция - Павел Бессонов

Всех связисток авиаполка Лешка знал. Из всех Лешка выделял Нину, высокую стройную брюнетку. Она приходила в клуб вместе с коротышкой Ленкой, белобрысой, пухлой, как колобок. В клубе Нина становилась против входа, подтянутая, на гимнастёрке ни складочки, выставив стройную ногу в начищенном сапожке, высоко подняв дуги чёрных бровей. Танцевала она со всеми, кто её приглашал, но с таким видом, словно делала великое одолжение партнёру по танцам, не разговаривая и не улыбаясь. Лешка её тоже приглашал на первых порах, надеясь на остроты, хотел втянуть в разговор, но Нина отвечала односложно и после танца становилась к стене, опять подняв чёрные брови и глядя поверх Лешкиного плеча.

Он и потом приглашал её на танец, даже когда убедился, что кое с кем она ведёт совсем по-другому. Как она улыбалась, как преданно глядела на лейтенанта Мишина, высокого белокурого голубоглазого лётчика из второй эскадрильи! Он лениво улыбался ей в ответ, также лениво переставлял ноги в танце. Потом он уходил из клуба, а Нина оставалась, ещё более недоступная, чем до его прихода.

На втором месте по симпатии у Лешки была другая девушка-связистка. Среднего роста, худенькая и стройная, с русоволосой причёской, вздёрнутым носом на конопатом лице. Она любила быстрые танцы, ловко кружилась. Небольшие серые её глаза весело сверкали на скуластом личике. Она охотно смеялась Лешкиным шуткам, улыбалась в танце, но при ней неотступно был ефрейтор Битюков, или, как его звали за угловатую фигуру и недюжинную силу, Васька-Конь. Призвали его года на четыре позже срока, был он старше всех рядовых и сержантов в полку. На танцах он не отходил от Кати – так звали конопатенькую связистку, – и за весь год, пока Лешка был в авиаполке, станцевать с ней удалось раза два, не больше. Остальные связистки ему мало нравились, а Ленку-кубышку он терпеть не мог из-за её нахальной привязчивости.

– Ты Ленку-то проводи хоть раз, – смеялись над его неприязнью к Колобку друзья, – а то она по тебе совсем иссохла. Да и очередь твоя… О доброте Ленки к мужчинам в военной форме, будь то офицеры или солдаты, ходили слухи. А Колька Шаталов, неутомимый рассказчик баек, – он их подавал как случаи с ним происшедшие: говорил, что её добротой уже не раз пользовался. Хоть и не очень ему верили, но слушали с интересом: умел Коля «подать» с картинками…

Лешка собирался в клуб в последний раз. Уже пришёл приказ о переводе его и сержанта Злобина в другую авиачасть. С понедельника начнёт сдачу всего, что за ним числится, на это уйдёт день-два и – прощай полк, ребята, с которыми успел сдружиться, командир экипажа лейтенант Михайлов, моторист Мишка Дьяконов. Что делать! Служба есть служба, а приказы не обсуждаются. Да и перевод был почётным: в гвардейскую часть. Отбирали туда лучших специалистов. Лешке и Сашке Злобину завидовали, и поэтому, конечно, подначивали:

– Порядочки там гвардейские. После отбоя не погуляешь, Зажмут вас там!

– Зато в полтора раза больше денег будут выдавать! – парировали другие. – А какой рядом с частью город!

Колька Шаталов в курилке цокал языком, вздыхал:

– Чего это тебя, Леха, посылают? Будешь там как девица красная в культпоходы ходить. Эх, мне бы туда! Я бы развернулся!

Но Колька не подходил для перевода по всем статьям.

Первым, кого Лешка увидел в клубе, была Катя. Она так заулыбалась, увидев Лешку, словно только его и ожидала. Лешка привычно поискал взглядом Ваську-Коня, но сразу вспомнил, что того послали с хозяйственной командой в соседний гарнизон недели на две. Лешка протиснулся между танцующими и подошёл к Кате. Они закружились в танце. Раскрасневшаяся улыбающаяся Катя не отпускала от себя Лешку, говоря, что только с ним легко танцевать, что он «удобный партнёр», и что глаза у него ореховые. Потом неожиданно предложила сходить на море и выкупаться.

Море находилось недалеко, но был строжайший приказ, запрещавший ходить па купанье поодиночке, без старшего и так далее. Лешка, конечно, не сказал «нет», тем более что почти вышел из подчинения из-за перевода. Вслед за Катей он выбрался из толчеи, вышел на улицу. Освещённая полной луной дорога вела к морю.

Они пошли рядом, неслышно ступая по пыли. Вдоль дороги стояли тёмные остроконечные тополя, их тени ложились косо на дорогу. Справа чернел склон с невидимым в темноте виноградником. Дневная жара спала, но ветерок, тянувший к морю, был горяч и душен. Стрекотали цикады.

На аэродроме прожектористы завели двигатели, и на несколько секунд вспыхнул и, медленно замирая, погас луч света…

Лешка и Катя шли рядом, не касаясь друг друга, изредка перебрасываясь короткими фразами. Таинство ночи легло на Лешку, открывая что-то до сих пор скрытое в нём, не объяснимое словами, не поддающееся осмыслению.

Они подошли к краю обрыва, за которым узкая полоска песчаного пляжа сливалась с тёмным морем.

– Разденемся здесь, а то на песке одеваться будет плохо, – сказала Катя, беря Лешку за руку. – Ты ночью никогда не купался?

Лешка промолчал, скованный непонятным чувством.

– Я тоже не купалась… Даже страшно чуть-чуть, – и Катя сжала Лешкину руку.

Лешка разделся быстро. Сложил аккуратно форму, сел на траву в ложбинке, выше которой, словно прикрывая её с тылу, рос кустарник. Он старался не смотреть на раздевающуюся Катю, но невольно замечал, как медленно она расстегнула пуговицы форменной юбки, также медленно стянула через голову гимнастёрку. Сапоги и чулки она сняла первыми, и теперь какое-то время, словно не решаясь, стояла в короткой рубашке. Потом, потянувшись, сняла рубашку, оставшись в лифчике и тёмных плавках.

– Ну, пошли в воду? – подходя к сидящему Лешке сказала она, но тут же добавила. – Нет, надо посидеть, остыть немножко.