– Конечно хватит. – Настя ловко собрала волосы в хвост и затянула резинкой. – Садитесь, я не кусаюсь.
– Как сказать…
– Да бросьте!
Дима сел рядом и пожалел, что ее волосы уже не треплет ветер.
– Вы сердитесь не меня?
– Нет, – он мотнул головой, – как можно сердиться, если человек говорит правду?
Они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, засмеялись. Ее смех оказался звонким и переливчатым. Сердце Димы забилось как птица в клетке, и по телу прошла волнующая дрожь. Он наклонил голову, чтобы Настя не видела его лица. Наверняка на нем сейчас то самое выражение, которое папа называет дурацким.
– Ну, тогда давайте знакомиться по-настоящему, – сказала Настя и протянула руку. Было видно, что она с трудом сдерживает смех. – Анастасия Палий.
– Дмитрий Хованский.
И они снова засмеялись. А потом разом прекратили и посмотрели друг другу в глаза. Диме показалось, что он увидел там огоньки. А может, в глазах Насти всего лишь отражалось небо с луной и звездами?
На ее шее, на цепочке, висела подвеска с изображением белой розы на синей эмали.
– Какая красивая штучка!
– Это ростовская финифть тридцатых годов, мне ее подарил один очень хороший человек.
– Мужчина?
– Конечно, такие подарки делают только мужчины. – Настя хитро прищурилась.
– Вот и отлично… – сказал Дима, но ничего «отличного» он в этом не видел.
– А почему вы один? Где ваш друг?
– Пошел гулять. А вы почему одна?
– Мне нравится гулять одной.
– Так мне уйти? – спросил он, и в груди у него сжалось.
– Нет, что вы, оставайтесь!
– Спасибо. – У Димы отлегло от сердца.
– Не за что.
Они посмотрели друг на друга и снова прыснули.
– Во-о-от… – протянул Дима.
– Что вот?
– Вот хочу спросить…
– Давайте я первая.
– Давайте!
– Вы откуда?
– Из Харькова.
– Надо же! А я из Сум.
– Да мы соседи! – воскликнул Дима, делая вид, что услышал об этом впервые.
– А вы где работаете?
– В проектном институте.
– Наверное, вы хороший работник, раз сюда смогли приехать…
– Ну… да, – промычал Дима. – А вы кем работаете?
– Поварихой в детском саду.
– Такая худая – и повариха?! – Дима выпучил глаза. – Это неправильно!
– Почему?
– Потому что повариха должна быть большой и толстой, как мама моего одноклассника. Знаете, сколько она весит?
– Ну… сто килограммов?
– Сто сорок! Она как-то села в «Волгу», на переднее сиденье, так колесо спустило.
– Ну, не знаю, на меня пока никто не жаловался, ну, как на повариху.
– Наверное, вы хорошая повариха, раз сюда смогли приехать…
– Нет, сюда меня привел длинный язык.
– Что значит?
– Я начальству нагрубила.
– Ничего себе! И что ж такого вы сказали вашему начальству, что оно отправило вас в санаторий Совмина?
– Не начальству, а заведующему садиком. Неприятный такой тип… Он на собрании распинался, как о нас партия заботится, как холит и лелеет, в каких шикарных местах мы отдыхаем. Ну, я и не сдержалась.
– И?..
– Я сказала, что работаю три года, а мне не предложили путевку даже в пригород. А он спрашивает: «А вы ко мне обращались?» Нет, говорю, не обращалась и обращаться не буду, потому что это бесполезно. Все равно, говорю, не дадите. Он так возмутился! Кричал, что я не верю в советскую власть. И вот я здесь, в пляжный сезон…
– А ваши соседки по номеру тоже из-за длинных языков сюда попали?
– Нет, у Светы есть влиятельный друг, это он достал путевки для нее и для Ани. Света работает в райкоме комсомола, а Аня – в спортивном интернате. Мы здесь познакомились, в один день приехали. А вы были в Крыму? Света говорит, что в Крыму лучше, но я не знаю, я там еще не была.
– Крымское побережье совсем другое, но мне там не нравится, слишком много людей, целые толпы. Вот здесь мне понравилось. А вам?
– Конечно! Разве все это может не понравиться?
– Если честно, я не люблю санатории. Спишь по команде, встаешь по команде, ешь по команде.
– Так зачем вы сюда приехали?
– Тарас попросил, он не любит отдыхать один. Вот его родители и купили две путевки. Тарас любит комфорт, а я люблю отдыхать дикарем. Спать в палатке, ловить бычков… Раньше нас было много, человек десять, но сейчас у многих семьи.
– А у вас есть семья?
– Да, мама и папа.
– Это хорошо.
Она умолкла, глядя на жемчужно-черную воду. А потом снова заговорила. Дима слушал ее, отвечал на вопросы, что-то спрашивал, и ему было необыкновенно хорошо, а необыкновенность заключалась в том, что он чувствовал себя свободно и естественно, будто разговаривал со старым добрым другом, а со старыми друзьями не нужно подбирать слова, жесты, интонацию, с ними можно часами говорить обо всем на свете. Как ветер говорит с морем. Она была самой обыкновенной девушкой, но ему было так приятно сидеть рядом и слушать ее голос, смеяться, смотреть на живое лицо, тоненькую кисть, лежащую на камне, на острые коленки. Он удивлялся своим чувствам – Настя была не в его вкусе: бледная, худая, с немодными широкими бровями, но вот глаза… Большие серо-голубые, он заметил это еще днем, и очень глубокие, как озера… Нижняя губа чуть выпячивалась, отчего можно было подумать, что с ее лица не сходит слегка надменное выражение. Но на самом деле в ней не было ни капли надменности, она светилась какой-то детской радостью и добрым любопытством. А у него на душе скребло… Про семью соврал – про Лену не сказал… Нет, не соврал – Лена же еще не его семья.
– Настя, вы необыкновенная, – вырвалось у него.
Девушка опустила голову.
– Я что-то не то сказал?
Она посмотрела на него и улыбнулась.
– Я приду к вам рисовать. Вы на каком этаже живете?
– На третьем.
– А на крышу поднимались?
– Еще не успел.
– Поднимитесь обязательно, оттуда такой вид! Особенно ранним утром, до завтрака.
– Вместе поднимемся.
– Ранним утром? – В ее глазах прыгали смешинки. – Вы что?! Солдафонка скажет, что я у вас ночевала! Меня сразу домой отправят.
– Нет, только не это! – воскликнул Дима.
