Цзин-Ли напрягся. Его лицо потемнело от злости.
— Ты слишком серьезно воспринимаешь всю эту игру! — возмущенно крикнул он. — Ты ничем не лучше меня! К тому же мой род более знатный, чем твой.
Мандарин удивленно вскинул брови.
— И чем же тебе сейчас может помочь твое знатное происхождение? Ты прячешься от императрицы на судне палача. — На лице Чжи-Гана появилась кривая улыбка. — Ты назвался слугой, вот и веди себя так, как подобает слуге.
— Мы ведь друзья! — злобно прошипел Цзин-Ли.
Мандарин снова стал серьезным. Судя по всему, он пытался ответить на вопрос, который так никогда и не был задан вслух.
— Мы найдем тебе новое место, Цзин-Ли, — мягко произнес Чжи-Ган. — Вдали от императрицы ты снова станешь свободным. Только не здесь и не сейчас, — добавил он и, сняв свои шелковые штаны, швырнул их другу.
Изображая из себя скромную монахиню, какой она на самом деле никогда не была, Анна заставила себя отвернуться и сделать вид, будто ее не трогает эта весьма интересная беседа. К тому же монахине не пристало пялиться на стройные ноги мандарина. Поэтому она стояла спиной к нему и продолжала внимательно слушать, надеясь побольше узнать о мужчине, который взял ее в плен. Однако ничего полезного она не узнала. Тихо засмеявшись, Чжи-Ган устроился на подушках.
Она слышала, как он вздохнул, а затем, заложив руки за голову, засмеялся, наблюдая за работой своего друга. Анна вдруг подумала, что он смотрит на нее, шаря глазами по ее телу, закутанному в китайский шелк. Ей стало как-то не себе. Между лопатками возникло какое-то неприятное напряжение, груди стали твердыми, а в животе разлилось обжигающее тепло. Она подобрала под себя ногу, чтобы та не выглядывала из-под ее разорванной юбки, но это не помогло. Юбка была слишком сильно разорвана, и мандарин прекрасно видел всю ее ногу от колена и ниже.
На самом деле не было ничего необычного в том, что ее ноги оставались открытыми. Это на севере Китая люди были вынуждены кутаться в тяжелые и плотные ткани, а в южных провинциях китайцы одевались совершенно иначе. В Шанхае, например, многие женщины носили узкие юбки с разрезами до самых бедер. Особенно женщины определенного сорта. По сравнению с ними голое колено Анны выглядело вполне невинно. И все-таки она, чувствуя на себе его пристальный, полный сексуального желания взгляд, не смела повернуться и посмотреть на него. Она просто боялась обнаружить, что все это всего лишь плод ее воображения. К тому же она не хотела привлекать к себе внимание.
Анна знала, что ей это не поможет, и, раздраженно пробормотав себе под нос какие-то ругательства, побрела к упавшему на пол столу. Она быстро поставила его на место и села на стоявший возле него стул. Устроившись поудобнее, Анна позволила себе посмотреть на мужчину, который постоянно являлся ей во сне, а теперь мучил наяву.
Его глаза были плотно закрыты, он спокойно и размеренно дышал. Этот человек спал.
Чжи-Ган спал так, как обычно спят люди, чувствующие себя в полной безопасности, — глубоко и безмятежно. Пока он лежал на подушках, вытянувшись во весь рост, Цзин-Ли закончил уборку и вышел из комнаты. Анна сидела на стуле, рассеянно думая то об одном, то о другом. На самом деле ей очень хотелось спать. Она много дней провела в дороге и теперь просто валилась с ног от усталости. В конце концов она не выдержала и, осторожно встав со стула, свернулась калачиком на полу. За минуту до этого ей удалось незаметно стащить у мандарина одну подушку, которую она положила себе под голову.
Совершенно обессиленная, она моментально заснула и спала так же крепко, как и палач. Проснувшись, пленница почувствовала, что все ее тело затекло, оттого что она долго пролежала в одной позе. Она услышала, что совсем близко от нее кто-то поет заунывную песню. И поет довольно громко, причем таким гнусавым баритоном, каким обычно любят петь китайцы. Однако ее больше заинтересовал запах, исходивший от дымящейся сковородки с клецками.
Она открыла глаза и снова увидела ванну, стоявшую в самом центре комнаты. А еще она увидела расплетенную косу палача, закрывавшую его спину. Сначала ей даже показалось, что она видит перед собой женщину. Она и подумать не могла, что у мужчины могут быть такие красивые длинные волосы. Но потом он затянул следующий куплет песни (наверное, это была ария из какой-то китайской оперы), и Анна поняла, что это все-таки мужчина. Он поудобнее улегся в ванне, и она увидела его широкие мускулистые плечи. Эти плечи она хорошо запомнила.
— Я разбудил тебя, маленький миссионер, или ты еще спишь? — пропел он.
Она не сразу поняла, что эти слова не из песни.
Анна попыталась вытянуть затекшие ноги и скривилась от боли. Неужели она спала, свернувшись калачиком? Наверное, так и было, потому что она с большим трудом смогла разогнуть не только ноги, но и руки. Тем не менее она постепенно возвращалась из страны грез в реальную жизнь.
— Я думал, что монахиням все время приходится спать на твердом полу, — пропел Чжи-Ган. — Ты хочешь сказать, что твое тело не привыкло к подобным испытаниям? — снова затянул он, меняя ритм хорошо известной мелодии.
Анна поморщилась, не понимая, как он узнал, что она проснулась, если продолжал сидеть к ней спиной. Ей наконец удалось немного размяться и встать на колени. Потом она попыталась покачать головой, чтобы разогреть мышцы шеи… И вдруг она застыла как громом пораженная.
У него было зеркало! Правда, не очень большое. Как раз такое, какое ему было нужно, чтобы наблюдать за ней. Оно стояло на другом стуле, и его держали чьи-то руки. Без сомнения, это были руки Цзин-Ли. Зеркало было направлено определенным образом, чтобы палач мог ее видеть… Анна снова села на пол. Чжи-Ган предстал перед ней совершенно нагой — начиная от талии и выше.
Он посмотрел на нее и улыбнулся. В его глазах зажглись веселые искорки. Потом он взял губку и выжал ее над своим лицом. Вода заструилась по его рукам, по мускулистой груди, гладкой, с золотистым оттенком коже. На его теле не было ни единой складки, как у тех здоровенных мужиков, которые работали у ее приемного отца. Похоже, палач был физически сильным и при этом очень гибким… Ей очень нравилась его красивая фигура… очень нравилась. А особенно то, что он был идеальной машиной, предназначенной для убийства.
Анна опустила глаза и попыталась пошевелить ступнями. Кровь снова свободно циркулировала по венам, и вскоре она почувствовала легкое покалывание в области бедер. Левая ступня все еще не двигалась, но Анна смогла ее расшевелить. Жгучая боль в ногах помогла ей окончательно прийти в себя, и она стала медленно подниматься. Ее движения были довольно неуклюжими, однако она ни обо что не ударилась и ничего не опрокинула.
Палач жестом велел Цзин-Ли развернуть зеркало так, чтобы она могла полностью видеть его оголенный торс. Он, вероятно, тоже хорошо ее видел. Анна закусила губу, пытаясь разгадать, какую игру затеял палач. Со своего места она разглядела его мускулистую грудь и блестящие, ниспадающие на спину черные волосы.
Догадавшись, что она украдкой наблюдает за ним, Чжи-Ган улыбнулся и откинулся на стенку ванны. Затем, подняв руки высоко над головой, сказал:
