Ах, что же мне делать? Что же мне делать? Как узнать, кого выбирать? Только с одним могу быть счастливой, Но с каким, как же узнать?
Когда Клиона начала последний куплет, Чарльз задержался в тени, чтобы понаблюдать за ней, а самому остаться незамеченным. Наконец девица выбрала поклонника, который больше всех ее любил.
«Что же мне делать? Что же мне делать?» — запел вместе с остальными Чарльз, сожалея, что его собственные проблемы нельзя разрешить таким чудесным способом.
Когда Клиона закончила, слушатели от души зааплодировали, а Фредди выскочил вперед.
— Я знаю хорошую песенку, — предложил он. — Очень веселую. Вы ведь не возражаете, не так ли?
Леди Арнфилд улыбнулась и уступила место за фортепиано. Фредди уселся и начал играть.
— Знаете эту?
Это была одна из популярных тогда песен, и Клиона, конечно же, ее знала. Она села рядом с Фредди за инструмент, и парочка забарабанила по клавишам скорее энергично, чем искусно, сплетая голоса в веселом дуэте.
Чарльз с улыбкой наблюдал за девушкой и был застигнут врасплох, когда она подняла глаза и их взгляды встретились. Ее улыбка перекликалась с его настроением, и ему на миг показалось, будто все остальные исчезли.
«Это мой общественный долг, — безмолвно говорила ему Клиона. — Но я бы предпочла быть с вами».
«Я хочу одного: сделать вас моей и только моей», — отвечали его глаза.
Наконец песня закончилась, и музыкантов наградили бурными аплодисментами. Они поднялись и, взявшись за руки, встали рядом. Фредди кланялся, а Клиона делала реверансы. Потом Фредди низко склонился над рукой девушки и коснулся ее губами.
Чарльз решил, что с этим пора заканчивать.
— Леди Клиона, — сказал он, жестко контролируя отступление Фредди, — вы хотели посмотреть замок.
А лорд Маркэм уже пробивался к центру зала, чтобы спеть одну из своих забавных песен. Гости его поддержали, потому что песенки лорда были очень популярны в здешних краях. Под этот шумок Чарльз и Клиона выскользнули из комнаты.
— Никогда еще не видела такого места, — вздохнула Клиона, беря под руку Чарльза. — Другие дома просто скучны и обыкновенны, а ваш выглядит так, будто полон мрачных тайн.
— Таким, по вашему мнению, должен быть дом? Полным мрачных тайн? — отозвался Чарльз.
— Чем мрачнее, тем лучше, — ответила девушка с театральной выразительностью. — И с парой-тройкой привидений.
— Боюсь, что в замке Хартли привидения не водятся.
— Не водятся привидения? — с притворным возмущением воскликнула Клиона. — В таком случае, его нельзя назвать настоящим замком.
— Я опасался, что вы это скажете. Могу предложить лишь парочку паршивых овец.
— Это уже куда ни шло.
— Пойдемте в портретную галерею, я покажу вам ее.
В большой галерее Чарльз повел гостью от портрета к портрету.
— Вот этот мужчина неприятной наружности был первым бароном, — сказал он, поднося лампу поближе. — Он слыл закадычным другом Ричарда III, и в легенде говорится, что он причастен к убийству маленьких принцев в лондонском Тауэре.
— Я в это не верю, — тут же возразила Клиона. — Одному из моих предков тоже приписывали это преступление, и мне известно по меньшей мере еще о двух таких «злодеях». Если верить этим историям, в ту ночь собралось столько негодяев, что они наступали друг другу на пятки.
Чарльз рассмеялся.
— Я часто думал о том же. Посмотрим, чем еще я смогу вас удивить. Вот вторая герцогиня, которая была фрейлиной королевы Елизаветы. Говорят также, что она была отравительницей. Потеряла нескольких мужей при подозрительных обстоятельствах.
Клиона пошла впереди графа.
— Кто эти милые мальчики? — спросила она, останавливаясь перед одним из портретов.
— Мой отец и его брат, — ответил Чарльз, поравнявшись с гостьей. — Они были близнецами.
— А это? — спросила она, вновь уходя вперед.
— Один из них — я, второй — мой кузен Джон. Мы оба похожи на отцов, а потому и между собой.
— Да, на миг мне показалось, что они тоже близнецы. Но теперь, подойдя ближе, я вижу различия. Вы близки?
— Были, — не сразу ответил Чарльз. — В детстве мы были как братья, всегда попадали в переделки и выгораживали друг друга. — Граф улыбнулся воспоминаниям о тех днях. — Один из нас делал черное дело, а второй стоял на страже.
— Какое черное дело?
Чарльз усмехнулся.
— Любое черное дело, которое некому было сделать. Нам было все равно. Если взрослые расстраивались, это было весело. В школе нас пытались разделить, полагая, будто порознь мы не так опасны. Не срабатывало. Нас все равно тянуло друг к другу.
Улыбка Чарльза поблекла, когда воспоминания набрали силу.
— Он был моим лучшим другом. Я рассказывал ему то, чего не доверял никому другому. И он тоже со мной делился. Я думал, что знаю все его мысли.
Наступило долгое молчание, а потом Клиона сочувственно спросила:
— Но это оказалось не так?
— Да, — тихо сказал Чарльз. — Не так.
— Что произошло?
Было бы так просто рассказать ей все о Джоне, но Чарльз, к своему удивлению, обнаружил, что не может этого сделать. Разговор о детстве как будто на мгновение вернул прежнего Джона, веселого, остроумного сорванца, которого юный Чарльз обожал.
На миг он забыл о недавней стычке и подумал просто о человеке, с которым когда-то был близок, как ни с кем на свете. Отблеск того золотого времени осветил в его душе воспоминания о прежнем кузене, и Чарльз почувствовал, что не может говорить дурно о Джоне даже с ней. Это было бы своего рода предательством.
Заметив, что Клиона с любопытством смотрит на него, граф поспешил сказать:
— Ничего особенного не произошло. Мы выросли, и наши дороги разошлись.
— Но вы ведь можете оставаться друзьями!
— Наши жизни разошлись. Он живет в Лондоне. Бесполезно цепляться за прошлое.
— О да, я согласна, — сказала Клиона, быстро проникаясь сочувствием. — Будь прошлое радостным или печальным, расставание с ним зачастую одинаково болезненно.
Девушка говорила с необычной интонацией, как будто ее слова несли особый смысл, очень личный, и граф внимательно посмотрел на нее.
— Вы так молоды, — мягко сказал он. — Ваша жизнь наверняка не смогла еще вместить слишком много ни первого, ни второго.
— Счастье может разрушиться в одно мгновение, — ответила Клиона.
— Вы правы, — угрюмо сказал граф. — А создавать его приходится долго.
