Стивен сел напротив.
– Мы не можем долго здесь сидеть. Давай просто возьмем кофе и уйдем?
Не обращая на него внимания, я щелкнула пальцами, и к нам подошла официантка.
– Кофе и сэндвич с яйцом.
– С собой, – добавил Стивен; он был в ужасе от того, как я себя вела: я могла быть капризной, но он никогда не видел, чтобы я хамила окружающим.
К счастью, парень за стойкой, который слышал наш разговор, выкрикнул: «Я сделаю!» Он повернулся к нам спиной и стал жарить яичницу. Уже через минуту нам принесли стаканчик с дымящимся кофе и сэндвич с яичницей и сырной корочкой в коричневом бумажном пакете. Шатаясь, я вышла из кафе. Кофе в бумажном стаканчике был таким горячим, что мне жгло пальцы, но я не обращала внимания.
Я заставила их сделать так, как хочу. У меня есть над ними власть! Стоило щелкнуть пальцами – и все кругом начали прыгать вокруг меня.
Я не понимала, почему чувствовала себя так, но, по крайней мере, мне удавалось управлять окружающими. В машине я бросила сэндвич на пол, не притронувшись к нему.
– Я думал, ты голодная, – сказал Стивен.
– Уже нет.
Мама с Алленом переглянулись.
На пути в верхний Манхэттен пробок не было, и мы быстро добрались до офиса доктора Бейли. Когда я вошла туда, все казалось мне странным, незнакомым, чужеродным. Я чувствовала себя как Гонзо из «Страха и ненависти в Лас-Вегасе», когда тот вошел в казино после дозы мескалина: все было другим, и все предметы вдруг обрели апокалиптический смысл. Другие пациенты казались карикатурами, пародиями на людей; стеклянное окно, отделявшее от нас секретаршу, выглядело варварской мерой; лицо с картины Миро снова улыбалось мне перекошенной, неестественной улыбкой. Мы сели и стали ждать. Прошло несколько минут или часов – я понятия не имела. Время перестало существовать. Наконец медсестра средних лет вызвала меня в смотровую, прокатив перед этим туда тележку. Она достала коробку, полную электродов, и прикрепила их все мне на голову. Двадцать одну штуку. Сначала она крепила их к сухой коже, затем принялась смазывать голову каким-то клеем. Потом выключила свет.
– Расслабьтесь, – сказала она, – и не открывайте глаза, пока я не скажу. Дышите глубоко: вдох и выдох. Одно полное дыхание на две секунды.
Она стала считать: один, два, выдох, один, два, выдох, один, два, выдох. А потом быстрее: один, выдох, один, выдох, один, выдох. Мне казалось, что прошла целая вечность. Лицо раскраснелось, у меня закружилась голова. Я услышала, как она возится в другом углу комнаты, открыла глаза и увидела у нее в руках маленький фонарик.
– Откройте глаза и посмотрите на свет, – проговорила она.
Свет пульсировал, как строб, но без внятного ритма. Она выключила фонарик, принялась снимать электроды и заговорила со мной:
– Вы студентка?
– Нет.
– А чем занимаетесь?
– Я репортер. Работаю в газете.
– Работа напряженная?
– Ну да, наверное.
– С вами все в порядке, – сказала она, складывая электроды в коробочку. – Постоянно вижу таких, как вы, – банкиры, брокеры с Уолл-стрит. Работают как лошади, а потом приходят ко мне. Все у них в порядке – голову надо лечить.
Голову надо лечить.
Она вышла и закрыла дверь, а я заулыбалась. А потом расхохоталась утробным смехом, полным горечи и негодования. Все встало на свои места.
Это же просто уловка, чтобы наказать меня за мое отвратительное поведение – с чего это вдруг я выздоровела? Но зачем им меня обманывать? Зачем устраивать такой изощренный спектакль? Никакая это не медсестра. Они наняли актрису!
В приемной осталась только мама – Аллен пошел за машиной, а Стивен, слишком расстроенный моим ужасным поведением по дороге в клинику, звонил своей маме, чтобы та успокоила его и что-нибудь посоветовала. Я увидела маму и широко улыбнулась, показав все тридцать два зуба.
– Что смешного?
– Ах. Ты думала, я ничего не пойму? И кто за этим стоит?
– О чем ты?
– Вы с Алленом все подстроили. Наняли эту женщину. Вы всех здесь наняли! Сказали ей, что говорить. Вы решили наказать меня, да? Что ж, у вас ничего не вышло! Я слишком хорошо соображаю и разгадала вашу уловку!
От ужаса мама открыла рот, но в моем параноидальном бреду это прочиталось как притворное удивление.
13. Будда
В Саммите я все время умоляла, чтобы мне позволили вернуться в мою квартиру. Мне постоянно казалось, что родные за мной следят. И вот в воскресенье, на следующий день после ЭЭГ, устав от бессонных ночей и постоянной необходимости присматривать за мной, вопреки чутью, подсказывавшему, что не стоит этого делать, мама все же согласилась отвезти меня в квартиру на Манхэттене при одном условии: я переночую у отца. Хотя день ото дня я вела себя все хуже, ей все еще было трудно совместить свое прежнее представление обо мне – трудолюбивой, самостоятельной, той, кому можно доверять, – с «новой» мной – непредсказуемой и опасной.
Я тут же согласилась переночевать у папы: я готова была наобещать что угодно, лишь бы мне позволили вернуться в свою квартиру. Как только мы свернули на улицы Адской кухни, я почувствовала себя спокойнее – ведь свобода была так близко. Когда я увидела папу и Жизель – те ждали на крыльце моего дома, то выскочила из машины. Мама с Алленом остались сидеть, но не уезжали, пока мы не вошли в здание.
Как же я была рада снова оказаться дома, в своем безопасном пристанище! Там была моя кошка Дасти, британская голубая, которую я подобрала на улице, – в мое отсутствие за ней ухаживал мой друг Зак. Я обрадовалась, даже увидев свою грязную одежду и черные мусорные пакеты с книгами; беспорядок и мусорный бак с протухшими остатками еды. Дом, милый дом.
– Чем это пахнет? – спросил отец.
Я не убиралась в квартире с его последнего прихода, и лучше, понятное дело, не стало. В мусорке лежали протухшие креветки, оставшиеся еще с того ужина, который готовил Стивен. Без лишних промедлений папа и Жизель взялись за уборку. Они вымыли пол и продезинфицировали каждый квадратный сантиметр моей крошечной квартирки, но я даже не предложила помочь. Я просто ходила кругами, глядя, как они убираются, и притворялась, что подбираю вещи.
– Какая же я грязнуля! – сокрушалась я, торжествующе гладя кошку. – Грязнуля, грязнуля, грязнуля!
Когда они закончили, отец позвал меня, намекая, что пора уходить.
– Не-а, – беспечно протянула я. – Давай я лучше останусь здесь.
– Ни в коем случае.
– А может, встретимся в Бруклине, когда я закончу тут кое-что?
– Нет.
– Никуда я не пойду!
Они с Жизель многозначительно переглянулись, словно заранее готовились к такой реакции. Видимо, мама их предупредила. Жизель собрала тряпки и чистящие средства и пошла вниз, не желая участвовать в скандале, который неминуемо должен был разразиться.
