Я нерешительно улыбнулась ей в ответ, и она спросила:
— Какой лучший подарок сделал тебе твой отец?
Лучшим подарком стала та самая книга заклинаний, хоть, строго говоря, подарил мне ее не он. Но, конечно, я не буду рассказывать об этом мисс Трип. Я в замешательстве рассматривала свои руки, лежавшие на подушке. Кольца тускло мерцали. Мои пальцы зудели.
— Он подарил мне все эти кольца.
А Ризу он тогда купил браслет с тигровым глазом, но брат перестал его носить после смерти родителей. Он даже смотреть на него теперь не мог.
— Какие милые.
— Он дарил мне по кольцу на каждый день рождения начиная с девяти лет. На мое восемнадцатилетние он должен был бы подарить мне последнее.
Интересно каким бы было это кольцо, предназначенное для безымянного пальца правой руки? С каждым годом украшения, которые покупал отец, становились все более изысканными и дорогими, и вот, прошлой весной я получила плоское колечко из белого золота с изумрудом. Я носила его на среднем пальце левой руки.
— Он сказал, что, когда мне было девять лет, он создал вокруг меня радугу, подобную защитной стене.
— Чтобы обезопасить тебя?
— Ну да.
— От чего?
Я не сводила взгляда с собственных рук. Ранку, которая осталась еще с того памятного вечера пятницы, покалывало.
— Да от всего, я думаю.
— От серийных маньяков, которые охотятся за детьми? Он незнакомых людей? От смерти? — Ее голос звучал мило и приятно, но, когда она подняла глаза, в их глубине я отчетливо различила какое-то странное возбуждение. — Или от самого себя?
Ее вопрос был столь неожиданным, что я вздрогнула, как будто получила пощечину. Даже дышать стало тяжело.
— Может, ты бы предпочла, чтобы он защищал не тебя, а твою мать? — произнесла мисс Трип.
— Он не убивал ее, — резко бросила я. Мои руки дрожали, кольца вдруг впились в кожу, причиняя боль.
— Друсилла, милая моя, я хочу, чтобы ты на мгновение представила, что он мог совершить нечто подобное. От этого ты не перестанешь быть преданной, хорошей дочерью. Ты не думаешь, что он намеренно утаивал от тебя правду?
— Почему все вокруг пытаются заставить меня ненавидеть отца?! — гневно спросила я.
— Друсилла, мы говорим не об этом.
— А мне так кажется, что именно об этом.
Мисс Трип удовлетворенно кивнула, словно ее усилия увенчались успехом. Кровь прилила к моим к щекам. Она снова хочет заставить меня говорить о моих чувствах. Я сжала губы и скрыла лицо за маской, которую подготовила перед тем, как войти сюда: маску спокойного, послушного, бездонного, холодного океана. Лицо перестало гореть.
Мисс Трип вздохнула:
— Друсилла… — Она как будто хотела напомнить мне мое собственное имя. — Я хочу помочь тебе. В том, что ты чувствуешь, нет ничего плохого, ведь так? Я здесь для того, чтобы выслушать тебя, помочь тебе разобраться и определиться в своих чувствах; понять, почему ты чувствуешь именно это, развеять все сомнения, вывести тебя на правильный путь. И я ни в коем случае не буду осуждать тебя, твои желания или твоего отца.
— Значит, я могу уйти? — спросила я, хоть и понимала, что еще слишком рано — наши встречи обычно длились не менее получаса.
— Конечно. Ты ведь не под стражей.
Встав, мисс Трип протянула мне руку. Я ответила тем же. Мои пальцы были холодны как лед.
— Встретимся на следующей неделе, если, конечно, у тебя не возникнет потребности повидаться со мной раньше. Для тебя моя дверь всегда открыта.
— Я знаю.
Высвободив руку, я взяла свой рюкзачок. Розовый след на моей ладони чесался, напоминая мне о том, что я сделала. И о том, что я еще могу сделать.
Глава двенадцатая
17 апреля 1905 года
Не все так просто.
Я не знаю, как записать это на бумагу, да и не нужно. Филипп говорит, что я должна запомнить. А если я не хочу запоминать? Постепенно я начинаю понимать то, что раньше было для меня недоступно.
В декабре Филипп принес домой корзину с котятами и вручил ее мне. Он показал, как давать им клочки ткани, смоченные в молоке. Котята росли, а я ухаживала за ними. Прелестные, маленькие, мяукающие существа. Такие мягкие, с крошечными острыми зубками и шаловливыми коготками. Я ставила корзину на свою кровать, и, когда спала, котята вылезали из нее и сворачивались клубочком у меня под боком. За три недели они стали мне настоящими друзьями.
Однажды утром Филипп велел принести одного из них в лабораторию. Я должна была догадаться, что случится дальше. Не знаю как, но должна была.
Когда я пришла, круг уже был начерчен. Его границы очерчивала тонкая черная коса человеческих волос. Рядом лежал кинжал, которым Филипп пронзал плоть, ленты, палочки и воск. Он сказал, что сегодня мы будем накладывать мощный заговор, чтобы защитить женщину, которую бьет муж. На днях к нему пришла бабушка несчастной с просьбой о помощи.
У меня на руках сидел котенок — девочка, которую я назвала Герцогиней; я нежно поглаживала ее рыжевато-коричневую шерстку, пока Филипп мастерил куклу из палочек и воска. Он сделал ей глаза и надрезал лицо, изобразив таким образом хитрую улыбку. Вокруг шеи куклы он повязал ленту и вдавил волосы в восковую головку.
— А кто надоумил эту бабушку прийти сюда? — спросила я.
Лицо Филиппа было хмурым, даже свирепым, как мне помнится. Ему не правилось заниматься подобными вещами.
— Дьякон ее знает. Именно он накладывает подобные заговоры для жителей нижней части города и деревень. Скорее всего, она решила, что я использую его магию. Ну, тут она права.
Я до сих пор не знаю, что произошло с этим Диаконом, человеком, который обучил Филиппа всему. Иногда меня охватывало нестерпимое желание встретиться с ним, но в остальное время я его боялась.
— А почему ты так редко берешься за такую работу? — продолжала я.
— Она грязная, моя маленькая фея, к ней у меня душа не лежит. Обычно люди просят исцелить их, но иногда приходят за проклятием или смертью. К тому же, чем больше людей знают о роде наших занятий, тем меньше у меня возможностей экспериментировать.
Посадив куклу в круг, он внимательно осмотрел ее.
— Но ведь ты же помогаешь некоторым бедным женщинам.
— За плату, дорогая.
— А платит ее муж? Он заслуживает этого, раз бьет ее, — решительно заключила я, а Филипп, по-прежнему хмурый, повернулся ко мне:
— Мы все платим.
Он протянул руку, чтобы взять у меня Герцогиню. В этот момент я все поняла.
