Я улыбнулась и рассказала ему о своем первом опыте общения с Раскином и о том, что я, словно параноик, не отпускала его с поводка, когда он был щенком. И когда я все-таки отважилась на это, он тут же направился прямо к пруду, где маленькая девочка кормила голубей. Раскин подскочил к девчушке с темно-рыжими кудряшками и выхватил хлеб из ее пухлых пальчиков. Ее мать кричала на меня, я тоже надрывала глотку, девочка вопила, а Раскин весело жевал хлеб… и затем вмешался Эд.
– Эд? – спросил Гай, явно наслаждаясь моей историей.
– Старый друг. Он был моим… – Нет, я решительно отвергла идею рассказать Гаю несчастливую сказку, которая закончилась вчерашней женитьбой Эда. – Долгая история, – улыбнулась я.
Дождь уже разошелся вовсю, и мы с Гаем рванули из парка.
Около пешеходного перехода нам пришлось остановиться, потому что водитель проезжавшего автомобиля отчаянно начал нам сигналить.
– Вы не против чего-нибудь выпить? – одновременно спросили мы, в то время как дождь уже изрядно намочил одежду. – С удовольствием, – снова в один голос ответили мы.
– Бежим, – сказал Гай, и мы, вцепившись друг в друга, ринулись вперед по тротуару вместе с нашими собаками, смеясь над тем, как мы увертываемся от луж.
Вечером того же дня мы с Раскином поехали проведать папу, прихватив с собой домашнюю лазанью. Отец по-прежнему жил в нашем старом доме по Фицрой-роуд рядом с Риджентс-парком. После того как много лет назад от нас ушла мама, он так больше и не женился.
Когда я приезжаю, папа достает какой-нибудь крепкий напиток и улыбаясь говорит, что после маминого ухода самые прочные отношения его связывают с бутылкой джина.
Я уселась за кухонный стол, пока папа жарил яичницу. Здесь мне все напоминало о детстве. Я как сейчас вижу, словно это было вчера, папу, готовящего воскресным вечером омлет для нас с Ником. Я отвечала за тосты, Ник накрывал на стол, а папа был ответственным за приготовление пищи. Я также помню, как за этим столом мы делали уроки.
Я до сих пор слышу, как в тот роковой день мама вернулась из клиники и сообщила нам новости о Мэган. Я сидела на этом стуле, уставившись в окно, выходящее в сад. Я также помню, как папа изо всех сил старался держаться в тот вечер, подавая всем нам пример.
Я смотрела на него сейчас. На его седые волосы, бледную кожу, настолько тонкую, что она напоминала кальку; раньше, как и сейчас, он всегда отличался от нас манерой держаться, одеваться и говорить. Он гордый человек. Даже дома я практически никогда не видела папу без галстука или в шортах. Только один раз помню его в синих плавках, бултыхающимся в воде с Мэган на плечах. Мама, Ник и я часто подтрунивали над его белыми ногами, но он всегда был самым красивым мужчиной на пляже. Мама говорила, что когда она в первый раз увидела отца, в ее голове словно зажглись тысячи маяков.
Папа был замечательным отцом для нас с Ником, но он никогда не умел выражать свои чувства. Когда мама ушла, возникло ощущение, что в семье кто-то умер. Нам с Ником было одиннадцать, и мы страшно испугались, но именно папина способность держать себя в руках позволила нам жить дальше.
Мы должны были «собраться», потому что у нас не было выбора. Но когда он оставался наедине с собой, я уверена, он задавался вопросом, как со всем этим справиться. Вернется ли она когда-нибудь? После потери Мэган, думаю, он тосковал по семейной жизни и хотел, чтобы мама оказалась рядом.
Пока мы ели яичницу, я рассказала папе, что Эдвард женился.
Он взял меня за руку. За последние несколько лет он чаще демонстрировал свою любовь, как будто понял, что быть уязвимым на самом деле не является проявлением слабости.
– Папа, – вздохнула я, когда он держал меня за руку, в которую я буквально вцепилась. – Я просто снова хочу быть счастливой.
– Обязательно будешь. Я знаю, что сейчас для тебя это слабое утешение, – начал он, – но со временем ты непременно встретишь хорошего человека, Джилли.
Я рассказала ему о своем свидании с Харви.
– Непременно встретишь, – повторил он. – Пожалуй, это точно не Харви, – добавил он, сухо улыбнувшись. – Но кого-то, кто окажется достаточно умен, чтобы не упустить тебя.
11
Лето, 1985
Папа, Ник и я сидели за кухонным столом, когда мама сообщила нам ужасную новость.
Оказалось, что ее подозрения не были глупостью.
Мама только что возила Мэган в клинику, показать педиатру, молясь, чтобы она оказалась просто чокнутой паникершей, по делу и без дела трясущейся над своим ребенком, но врач сказал, что у Мэган спинальная мышечная атрофия.
Ее мышцы были слишком слабы, поэтому она не могла сидеть. Мэган никогда не сможет вести нормальную жизнь, бегать, как мы с Ником. По сути, она просто тряпичная кукла.
Я разрыдалась.
– А что она может делать? – спросил Ник. Мне так и не хватило храбрости задать этот вопрос.
Я даже не представляла, что не смогу кататься зимой на санках, играть в «каштаны»[24], гонять по городу на велосипеде, ходить с друзьями на каток. Несправедливо, что Мэган будет лишена этих вещей, доступных нам с Ником.
– Ну, она будет наслаждаться тем, что мы все рядом, – ответила мама. – Мэган понимает все, о чем мы говорим, поэтому мы не должны относиться к ней как-то по-особенному…
– Бэт, – прервал ее папа.
– Когда она станет постарше, пойдет в специальную школу, – продолжала мама. – Ей потребуется больше любви и внимания, и мы…
– Бэт, это бессмысленно. Скажи им правду, – настаивал папа. Мама побледнела как полотно.
– Не сейчас, – ответила она.
– Скажи им, – повторил он, но в этот раз намного мягче. – Или это сделаю я.
В комнате повисла тишина. Я изо всех сил сжимала руку Ника.
– Ладно… Врач сказал, он сказал нам… – Но мама не нашла в себе сил продолжить. Она выбежала из комнаты и бросилась вверх по лестнице.
Мы с Ником повернулись к папе.
Что могло быть хуже того, что уже сказала нам мама?
12
Я просто хочу узнать, по-прежнему ли вы сдаете комнату. Скорее всего, у вас нет отбоя от предложений, но, если это не так, дайте мне знать. К началу сентября мне срочно нужна комната. С наилучшими пожеланиями, Джек Бейкер.
– Когда я сдавал комнату, то практически все вырученные деньги тратил на кафешки, где завтракал, обедал и ужинал, – рассказывал Гай, пока мы нарезали уже пятый круг по парку.
Был уже конец августа, и в течение последнего месяца наши встречи с ним стали такими же регулярными, как утренняя чашка кофе. Он как-то незаметно вошел в мою жизнь. Мы не перезванивались, потому что так и не обменялись номерами телефонов. Я понятия не имела, где Гай живет, только знала, что после прогулки он поворачивает налево в сторону пешеходного перехода, а я – направо. Я даже не знала его фамилию. Для меня он был просто Гай, друг-собачник.
