Что отличало одного от другого, так это свет в глазах. Глаза Дональда светились любовью садовника, изумляющегося сюрпризам, которые то и дело выкидывает мать-природа, вселяя утешение и даря надежду. Во взгляде Нэнси царила скука по причине ее неспособности расширить поле зрения за пределы ближайшей кольцевой дороги.
Феминизм довел ее до трагедии. В четырнадцать лет она убежала в Испанию, чтобы участвовать в гражданской войне. Поступила она так главным образом потому, что терпеть не могла своих родителей. Начались долгие заигрывания с коммунизмом, которые прекратились, как только одна из местных мятежниц забеременела от ее любовника.
Она вернулась домой и стала учительницей истории, поклявшись никогда более не доверять свою душу мужчине. И держала обещание, даже когда, к своему удивлению, вышла замуж в возрасте сорока одного года. Она познакомилась с Дональдом Ризенталем, когда оба собирали голоса в пользу лейбористской партии. Они никогда не говорили друг другу «я люблю тебя», но каждый был благодарен за дружескую поддержку, и ни один из них не хотел бы оказаться перед перспективой снова жить в одиночестве.
Забеременев в возрасте сорока четырех лет, Нэнси совершенно изменилась. Она почувствовала, что все эти годы изменяла своим взглядам, когда ее страстное увлечение мужчиной в военной форме подавило желание изменить мир. Третью, одинокую часть своей жизнь она принесла в жертву горечи. Она чувствовала, что если бы сумела найти родственную душу раньше, то они смогли бы изменить мир вместе. Но Дональду и Нэнси пришлось вместе пить чай со сливками, участвовать в церковных праздниках и время от времени появляться в документальных фильмах Би-би-си-2.
А когда родилась Марина, Нэнси пересмотрела свои принципы. У ее дочери будет более легкая жизнь. У нее будут муж и дети. Как мать, она будет чувствовать себя уверенно и в своей взрослой жизни как можно быстрее избавится от всех этих штучек. И только потом у нее появится свобода, чтобы изучить самое себя.
Для Нэнси это имело значение в том смысле, в каком для других это никакого значения не имело. Все эти безумные размышления Марина приписывала климактерическому периоду, протекающему у ее матери особенно мучительно и некоторым образом сводя ее с ума.
И вышло так, что женщина, которая когда-то закладывала под рельсы взрывчатку близ Барселоны, теперь по субботам смотрела в окна дешевой бакалейной лавки в надежде увидеть обряд бракосочетания в церкви напротив, отражающийся в сверкающем стекле. Мечты.
Дональда не было дома, чтобы спасти Марину от мамы. Насколько Марина помнила, ее отец проводил большую часть дня в теплице или на своем участке. Нэнси всегда говорила, что постоянное наличие дома натуральных свежих фруктов, овощей и цветов — дань его мастерству и азарту. Когда Марина еще была ребенком, она стала подозревать, что, возможно, это скорее дань врожденной способности Нэнси заставлять людей искать убежище за пределами слышимости ее тихого, не терпящего возражений голоса.
— Ты слышала, что я сказала?
Марина нехотя отвлеклась от своих мыслей и сосредоточилась на неизбежной реальности, которую воплощала собой ее мать.
— Прости, мама. Так что ты сказала?
Нэнси произвела один из своих фирменных вздохов-охов, которые обыкновенно предшествуют комментарию по поводу комплекции дочери, отсутствию у нее мужа или печальному падению уровня телекомедий после смерти Сида Джеймса[10].
— Вижу, ты глаз не сводишь с конфет, вот я и решила, что попросить тебе неловко, потому и избавила тебя от этой необходимости. Видит Бог, как раз шоколада-то тебе и не надо бы, но ведь сейчас Рождество. Так что давай, съешь конфетку, если хочешь.
На очередную насмешку матери по поводу лишнего веса Марина отреагировала так, как делала это всегда. Ее охватило двойственное побуждение: острое желание затолкать несколько пригоршней запретного плода в рот на глазах мучительницы и неожиданное, но твердое решение голодать, дать возможность развиться неврозу на почве отсутствия аппетита и умереть, чтобы Нэнси как следует почувствовала, что не права. Разумеется, она просто взяла шоколад с извиняющимся видом и съела его по возможности быстрее и незаметнее.
Чтобы смягчить свою вину перед матерью, которую она так ненавидела, Марина попыталась завести разговор на тему, которая, как она знала, Нэнси нравится.
— Мам, ты кого-нибудь видела в последнее время?
На языке, понятном дочери и матери, «кого-нибудь» означало старых школьных друзей Марины, которые все как один угождали матерям тем, что придавали возвышенный характер всем своим жизненным устремлениям. Они выходили замуж молодыми (но не очень) за подходящего человека, быстро рожали детей (но не очень быстро), обстригали волосы и делали перманент, увенчивая его пышной короной, с которой можно безбоязненно вступить в средний возраст и следовать дальше.
Нэнси вздохнула (на сей раз без оха) и пустилась в монолог, который беспрестанно разучивала между Мариниными посещениями.
— Дай-ка подумать. Я тебе говорила, что у Джанет Риффин родилась девочка, восемь фунтов четыре унции, и назвали ее Кайли-Джейд?
Она помолчала, но не так долго, чтобы Марина успела ответить. Они обе знали, что ответа, в общем-то, никто и не ждет. Да он и не нужен.
— Это случилось лишь две недели назад, — мечтательно продолжала она, — а у нее уже фигура как раньше. Разумеется, она должна следить за собой, имея такого симпатичного мужа. Если женщина хочет удержать мужа, она должна над этим работать. То же относится к женщине, которая хочет заполучить мужа. Тебе, наверное, кажется, будто ты феминистка, но на самом деле ты просто лентяйка. Ты ни за что не хочешь потрудиться, чтобы найти хорошего мужчину.
Марина подождала вздоха-оха, который и последовал.
— А взять Элисон Дэнсон. Отправила двойняшек в школу, а сама на работу пошла. Помогает мистеру Пейтелю, несколько часов в день трудится в его агентстве. Тоже дела идут хорошо. Если справится с работой потяжелее, так мистер Пейтель говорит, что, пожалуй, подумает насчет того, чтобы позволить ей летом работать у него в отделе доставки.
Ну и ну, подумала Марина. Могу нести ответственность за миллионы фунтов многонационального бизнеса, но очень сомневаюсь, что этим летом, да и вообще когда-нибудь, буду у кого-то на побегушках. Для матери я, должно быть, страшное разочарование.
— А Линда Алдертон?! Помогает своему мужу в семейном бизнесе. Он разрешил ей вести бухгалтерские курсы по вечерам, и знаешь что? Прежде чем уйти, она каждый вечер оставляет мужу еду на столе…
Марина посмотрела на дверь, радуясь про себя, что появился отец и избавил ее от того, чтобы слушать рассказ о чьей-то свадьбе.
— Ах да, я тебе еще не рассказала о свадьбе Гэби Рашфорт…
Марине удалось избежать мучений. Она вспомнила о коробке песочного печенья, которую тайком пронесла в спальню. Специально для толстушек ТФБП. Она собралась кутить, и ей было все равно, как сильно она себя после этого возненавидит.
