Еще раз глянув в зеркало, я послала воздушный поцелуй своему изменившемуся, и скажем прямо, не в лучшую сторону, отражению и вышла из номера.
Отель я покинула незамеченной. В смысле херувим на меня и не взглянул, — он как раз занимался расселением новой порции прибывших, — и направилась на боковую аллею. Я давно заприметила чудесный уголок, в котором нет ни единой лавочки, зато благоухают аж три переполненных мусоросборника. Там я рассчитывала переодеться и «войти в образ».
Как и ожидалось, ни одна влюбленная парочка райское местечко не облюбовала. Последний этап подготовительной операции прошел без сучка без задоринки.
Глава 7
Если вы хотите остаться неузнанной или ввести в заблуждение кого-то, кто вас знает, ни в коем случае не прибегайте ни к темным очкам, ни к низко надвинутым шляпам. Когда лицо стараются скрыть, это подозрительно. Действовать следует наоборот: надо выставить на обозрение все, что раньше прятали, а то, что до этого бросалось в глаза, хорошенько изменить.
Я поступила именно так.
Шляпу я швырнула в спортивную сумку, туда же полетели очки, джинсы и рубаха. Волосы повязала ярким шелковым платком.
Теперь я выглядела именно так, как хотела, и притом лет на десять старше. Знаете, что старит женщину больше всего? Не морщины, а избыток неумело наложенной косметики.
Очередь у администратора рассосалась, и я подплыла к стойке. На своем отнюдь не безупречном немецком я осведомилась, в каком номере остановился господин Пагош.
— Простите, кто? — переспросил портье, и я с сожалением убедилась, что учился он значительно прилежнее, чем я. По крайней мере, по одному предмету.
А вдруг он полиглот? И, видя мои затруднения, предложит изъясняться на родном языке? Мне тогда что, переходить на венгерский?!
— Господин Па-гош, — повторила я по слогам.
— Минуточку, я уточню, — пообещал администратор и полез в свой талмуд.
У меня сложилось впечатление, что он заранее знает ответ, и третий покойник останавливался при жизни в другом месте.
Добросовестно пролистав гроссбух, парень с сожалением известил меня об отсутствии искомого господина. Вот ведь невезуха, я же чувствовала, что с ним не выгорит.
— Не может быть! — пискнула я. — Он мне говорил!
В глазах обласканного женским вниманием собеседника мелькнуло понимание. Вероятно, если бы он взялся вспоминать, что говорил представительницам противоположного пола и сколько раз забывал о своих посулах, я скончалась бы по причине старости.
— Боюсь, здесь какое-то недоразумение, — осторожно начал он, но я не дослушала.
— Он мне солгал! — взвизгнула я. — Теперь я понимаю, в чем дело! Он хотел от меня просто отвязаться и нарочно назвал первый попавшийся отель! Мерзавец!
Даже если собеседник был заинтригован и ему не терпелось узнать подробности нашего знакомства и обстоятельства, предшествовавшие расставанию, волновать несчастную он не осмелился. Поэтому я перевела дух и завыла:
— Негодяй! Так обойтись с влюбленной женщиной! Предатель!
Я награждала неверного любовника все новыми эпитетами (надо же, оказывается, мой немецкий не так уж ограничен), и до херувима начало постепенно доходить, в какое скверную историю вляпался он лично. Только представьте: стоит перед таким красавцем баба и поливает оскорблениями. Негодяй, мерзавец, подонок! Бросил меня, бедную, обманул и обесчестил. Что должны подумать окружающие о его моральном облике?
Сообразив, что под угрозой оказалась репутация, а значит, не исключено, и трудоустройство, парень покрылся холодным потом. Я же продолжала поносить его собрата, стараясь не слишком повторяться. Предателя я заменила на свинью, а негодяя на собаку. При этом жутко сокрушалась, что не могу перейти на родной язык и еще красочнее поведать об оскорблении, нанесенном мне сыном хромого ишака и старой больной каракатицы.
Парня скрутило не на шутку, я даже начала опасаться, не забьется ли он в припадке. Глянув на его трясущиеся руки, я обнаружила причину столь болезненной реакции: обручального кольца не имелось. Будь он женат, к бабским истерикам относился бы куда спокойней. Уже на третьем году совместной жизни даже самые чувствительные особи привыкают к претензиям законной половины и спокойно продолжают просмотр любимой телепередачи, даже если супруга разбудила воплями бомжа, дремавшего в соседнем подъезде.
К стойке потихоньку подтягивался народ, и я решила, что пора закругляться. Не вызвал бы какой благодетель перевозку.
Сунув руку за пазуху, я достала сложенный вчетверо портрет. Надеюсь, я не перепутала, с какой стороны что положила? Нет, все оказалось в порядке. Я пихнула под нос обезумевшему администратору изображение безымянного покойника под номером два и изрекла:
— Все красивые мужчины мерзавцы!
Несчастному было, по-моему, уже все равно, а вот у соотечественника, не устоявшего перед искушением и заглянувшего мне через плечо, вырвался возглас недоверия. Несмотря на то что меня покоробила манера земляка встревать в чужие разборки, в целом с ним нельзя было не согласиться. Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме любящей родительницы, отдавал должное «неотразимости» покойного.
Взгляд портье, пялившегося на набросок, начал приобретать осмысленность, и я с облегчением вздохнула. Ну, точно! Уж этот остановился именно здесь.
— Так он же не Пагош! — выпалил парень и затараторил. — Это господин Джеймс Томас, американец!
Не дожидаясь, пока бедолага очухается и уличит меня в обмане (согласитесь, если покойный был американцем, скрыть этот факт от любящей женщины он не мог. Хотя бы потому, что американцы крайне неохотно учат иностранные языки. Принять янки за своего соотечественника, венгра, было бы затруднительно), я потребовала немедля предъявить лжеца.
— Где он? — возопила я.
— В морге, — ляпнул придурок и от осознания собственной глупости чуть не зарыдал. Ведь сейчас эта безумная устроит такое представление, по сравнению с которым все предыдущее покажется легким отступлением от светского этикета.
Дама, однако, проявила завидное хладнокровие. Известие, что любовник ее не «продинамил» и не променял на другую, а всего лишь помер, придало ей сил.
— Как это случилось? Расскажите мне все! — потребовала она, то есть я. Можете не сомневаться, все, что парень знал, он выложил незамедлительно.
Джеймс Томас поселился в отеле около двух недель назад, конкретно в номере 309 на третьем этаже, и несколько дней назад с ним приключился несчастный случай.
— Сердце? — прошептала я.
Парень замялся, и я схватила его за руку:
— Ничего не скрывайте. Я сильная, я переживу!
Несмотря на то что вдаваться в подробности портье не стремился совсем по другим причинам, — не ошибусь, предположив, что он давал подписку о неразглашении или, по крайней мере, с него взяли устное обещание, — ему пришлось «колоться». Но разговор теперь велся шепотом, так что даже самые заинтересованные мои соотечественники (иностранцы, как вы догадываетесь, лезть в чужие дела себе не позволяют), убедившись в невозможности насладиться продолжением спектакля или разжиться информацией для сплетен, рассосались.
