Он не жил той роскошью, как соседка, поэтому счастлив, если она приглашала, правда зачастую лишь для того, чтобы излить душу за чашечкой кофе и немного дернуть с ней для храбрости дорогих виски.
Но ее несло на подвиги, срывая по ходу первоцветы, связываясь с новеньким, что непременно моложе прежнего.
Впрочем, всё это терпел и Олег, едва вынося весь сыр-бор, но только тот, Алекс, не имел права голоса, тогда как последний, он, все же давал взбалмошной девице от себя по-дружески рекомендации.
В очередной раз она рассказала Олегу о своём уже не любимом мужчине, которому 23 года, не понимая, сама: почему с ним связалась.
Он с ней был, только из-за денег, и его она должна была терпеть и содержать, так как выбрала зло наименьшее, что могло на тот период времени быть с ней рядом. Та быстро залетела, не находя себе места, что с этим ей теперь делать. Жизнь, казалась, стала ее пугать, трещала по швам.
Работа была уже, который месяц на последнем месте, она не могла до конца довести проекты, теряла авторитет, как редактор буквально тупела на глазах.
К тому, же, она все на тех же глазах растолстела, в дверь не проходила. Оправдываясь, что кушать хочет вдвойне, денег уже нет лишних, все спустила на объект любви.
Достала уже и соседа, Алекса, жалуясь тому, говоря, что тот теперь должен как-то ей помогать, ведь рядом с ней только он, кто может понять, простить. Напоминая тому, что они хорошие друзья. Кажется, те за её беременность сближались с каждым днем.
Тот ночами стал подрабатывать на такси, на своей старенькой иномарке, чтобы утром у них был завтрак на троих. Он её все-таки заставлял, подчас вникать в работу, чтобы не закисать. Сам тоже отправил на «тендер – конкурс». Заявку на проект «ДЕТСКИЙ ГОРОДОК». Он, как художник-дизайнер с головой ушёл в него, сознавая, что скоро появится малыш. Ирка ему помогала, отвлекаясь от своих бабских забубонов, напрочь выбрасывая из головы альфонса, «папочку производителя».
Проект-детище двоих, его, как дизайнера и ее как вдохновителя. Теперь вот она скоро родит.
Она просила совета: «Как быть теперь с Александром?» Тот просит руки, она не уверена, что сможет с ним прожить всю жизнь. Считая, что это очень скучно.
Конечно же, Олег, как «верный подруг» дал добро, говоря, что надеется побывать и на свадьбе и крестинах. И чтобы свадебный букет непременно перепал ему, отшучиваясь, говорил, что и он засиделся «в мальчиках», мол, и ему уже пора.
Да, это его Ирка! Бесшабашная девица: «Танк!..» Берёт все то, что только ей одной нужно. Не даёт расслабиться, в общем – это Вам не «Пронькиных»…
…Вдруг что-то вспомнив, стукнув себя по лбу, явно нервничая, перебирая пальцами, застучал по столу дробью. Ловя себя на мысли: «Срочно надо писать статью. А девочки, а девочки. Потом…»
С не покидающим любопытством вглядываясь в монитор, разводя руками, с легкой иронией констатировал:
– Ну, а девочки! Девочки! Потом!..
– Статья горит! Шеф меня сожрёт, если не будет вовремя готова «Сроки поджимают, а на лицо – факт: петелька к петельке. Кружись и собирай кружево судеб и, кажется, что ни одну из петель нельзя пропустить, обойти мимо, все складывается только в совокупности».
Он вновь начал рыться в документах, торопливо открывая папки одну за другой.
Теребя, лоб, насильно стараясь сконцентрировать свое внимание на деле. Тут же радуясь, Олег вновь забарабанил перебором тонких длинных пальцев, мурлыча себе под нос веселую мелодию, оставшись довольным, растягивая удовольствие, прошептал:
– В тему! То, что нужно. Ну, всё, шеф-редактор будет мне должен, уже слышу его намеки о премии. А почему бы и нет?!
Откинувшись на спинку кресла, заведя руки за голову, задумавшись, доставая из себя, накопившееся больное, вслух признался:
– Что-то он в последнее время взъелся. Вот, что значит: карьерный рост…
«Говорят, что скоро съедет в Москву, там уже место освобождают для него».
Ёрничая:
– От напряга, наверно, месячные! Выслуживается. Даже на девчонок из редакции рявкает.
– «Мелкий», забыл, что был в недавнем прошлом не просто бабником, а кобелем и не последним. Всех щупал в кабинете, многие даже из-за этого уволились. А ведь есть – то: «Метр в шляпе, но с неплохим плотно набитым кошельком». Задумываясь:
– А тут, как проклятый! Все сложные дела как обычно на Олежке.
Раздвинув руки в стороны, раскинув пальцы веером, цокая языком:
– Нет, Олежка!.. Тебя повысят, тоже будешь «вольнодумцем», и как он, «девок по углам тискать».
Потягиваясь, самодовольно:
– Растёшь!.. Неисправимый мальчик! Сумбурно напевая, – Я маленькая детка, почти что сорок…
Через секунду он, наклонившись над клавиатурой, уже торопливо набирал текст. Его отвлёк раздирающий телефонный звонок.
Пошарив по карманам, найдя, броско посмотрел на монитор «ГАЛЯ», кажется, что это его не удивило, как всегда – Галюня! Бывшая жена. Включая телефон, стал слушать. Он даже представил недавнюю благоверную на их бывшей кухне, она была предсказуема…
…Галюня, действительно шастала по кухне, обивая бока о стандартный набор кухонной стенки, то о пенал, то спотыкаясь о ножки стульев, явно нервничала.
Это было заметно по тому, как она, заглянув, отметила, что холодильник наполовину пуст. Не найдя ничего вкусного, хмыкнув, отошла к окну.
Держа трубку подбородком возле уха, отодвинув в сторону шторки, шаря рукой по подоконнику в поиске сигарет, найдя, закурила, пуская кольца дыма в открытую форточку.
За окном лил дождь, а она ворчала:
– Раз в год позвонила, и то нет на месте. Радуешься, наслаждаешься свободой?! На кладбище был? Наверняка там после лета мусора выше головы… – Причитая. – И это тогда, когда моя маман тебе всю себя отдавала: кашки, супчики, мягкие тапочки, носочки…
Не давая вставить ни слова, с сарказмом продолжая, напрягала:
– Никак «Нобелевскую» зарабатываешь?! – криво усмехаясь. – «Лев Толстой» курит в сторонке!.. Распустился, пока я в Италии была, но ничего!..
Дрожащей рукой туша в пепельнице сигарету, сминая бычок, перешла на фальцет:
– Разберусь, не впервой!.. Завтра позвоню дяде Саше, твоему «па – па», пусть, он промнётся, сходит к любимой свахе, тоже наверно до сих пор её носочки носит. Упыри!..
…Олег, уткнувшись в монитор, нехотя отрываясь от статьи, пренебрежительно отдаляя мобильник на расстояние, сделал попытку вставить и от себя хотя бы полуслово:
– Ну, не начинай, мать! Тебе, что делать нечего? Или ты развлекаешься так?! С новым хахалем, что ли поссорилась?! Что на нём пока не отрываешься, хочешь – «белой и пушистой» пред ним казаться, неужели верит?!
Та что-то пробубнила, на что он поспешил рявкнуть:
